Сначала допрашивался по видеосвязи как потерпевший Муратов Булат, которого никто из нас не знает и который перестал быть последователем ещё в девяносто четвёртом году, когда участвовал в строительстве дома в Малой Минусе, откуда и уехал в мир. В начале допроса Муратов сказал, что ему звонит следователь Евгений (не названы ни фамилия, ни звание) и заставляет давать показания в суде, оказывает психологическое давление. Вероятно, это тот Евгений, которого знают верующие таёжных деревень. Ещё необычный момент – Муратов отказался подписывать бумагу, подтверждающую ответственность за дачу ложных показаний, и попросил суд не оказывать на него давление. В своём допросе он сказал, что быстро разочаровался, перестал быть последователем и уехал. Упомянул и о том, что Виссарион якобы говорил, что контактёрам лучше не жить (уйти из плоти), что там (Малая Минуса, Минусинск) была мафия с местным МВД, а Марию Карпинскую хотели убить (сама Мария в своём допросе в одном из предыдущих заседаний почему-то ничего об этом не сказала).
Когда видеодопрос Муратова завершился, мы поочерёдно выступили с ходатайствами по изменению меры пресечения. Выступили аргументированно, показав безосновательность содержания под стражей. Высказались в поддержку ходатайств и наши адвокаты. И Ольга Климова, присутствующая на заседании как потерпевшая, полагала возможным изменение меры пресечения в отношении нас.
Наши ходатайства в этот день, как увиделось, были неожиданными для прокурора. Она проговорила дежурные фразы, что возражает против удовлетворения наших ходатайств, так как обстоятельства не отпали, и вспомнила в качестве аргумента Кистерского и Мизгирёва, на которых когда-то якобы оказывалось кем-то давление, то есть привела ситуацию, по которой следственные органы так и не предоставили никаких подтверждений, несмотря на наши запросы о проведении соответствующего расследования. И… ходатайствовала о продлении нам стражи на 3 месяца, до 11 октября.
А ведь существует положение Пленума Верховного Суда от 19 декабря 2013 года (о чём мы напомнили в своих ходатайствах), где сказано, что “ни одна из мер пресечения, в том числе содержание под стражей, не может быть избрана, если в ходе судебного заседания не будут установлены доказательства, что обвиняемый скроется от дознания или суда, либо может продолжать заниматься преступной деятельностью, либо может угрожать свидетелю или иным участникам уголовного судопроизводства”. И за почти уже 3 года содержания под стражей мы ни разу не услышали ни одного факта, доказывающего, что можем скрыться от суда, воздействовать на потерпевших или свидетелей, располагаем значительными суммами денежных средств.
При обсуждении ходатайства прокурора на продление содержания под стражей мы привели случай из допроса Кистерского в зале суда, когда он красочно описывал, как на него оказывали давление с угрозой расправы какие-то лица. Судья тогда подсказала ему, что у него есть право запросить охрану. На что он категорично отказался. Так и остался вопрос, угрожал ли кто Дмитрию на самом деле, ведь якобы угрожавшие ему расправой лица так и не были установлены ни следствием, ни самим Кистерским. То есть факт не был установлен.
…Суд удалился на совещание и через полтора часа пришёл к выводу, что подсудимые, находясь на свободе, могут скрыться от суда или воспрепятствовать производству по уголовному делу, оказать давление на участников судопроизводства. И отказал нам в изменении меры пресечения и продлил содержание под стражей на 3 месяца до 11 октября 2023 года.
Это судебное заседание показало, что наши выступления по изменению меры пресечения бессмысленны, на все наши реальные доводы совсем не обязательно приводить контрдоводы, прокурору достаточно сказать “возражаю” и привести что-то оторванное от реальности, ничем не аргументированное. И получается, ни на чём не основанные пожелания прокурора однозначно перевешивают доводы нашей стороны, имеющие реальную основу.
Как бы курьёзно это ни звучало, мы готовы в следующий раз сразу спросить прокурора о её решении по поводу продления нам стражи, потому что именно её ходатайство является однозначно определяющим решение суда. Мы готовы сделать это в целях экономии времени и чтобы не создавать глупую ситуацию, когда сказанное нами и адвокатами не имеет никакого значения.
Это заседание показало, что судья (мы с уважением относимся к её профессиональным качествам, корректности ведения процесса) не в силах, именно в связи с нами, принимать собственное решение по изменению меры пресечения.
