Друзья! Мы продолжаем публиковать «Истории Евсея». На очереди – книга вторая. А первая книга готовится к печати (вариант с авторскими правками). Ссылка на электронный вариант первой части.
Начата публикация третьей книги.
Глава 8
Ещё не улёгся запах сражения с бесом, а мы с Дедом были уже у Ани: я позвал его с собой, а он, конечно, не отказался. В мире Братства неискренность, несоответствие слов и мыслей, не имела места, вернее, не могла иметь место – мотивы как на ладони.
– Демон-то умный, мастер своего дела. Кое-в-чём прав – непростые времена грядут, – размышлял Иоанн. – Тьма силу набирает… и набирать будет, из-за малого разумения людского и безверия. И огненных крестов не хватит на всех этих демонов разной шерсти и ума…
Да, Царствие Небесное усилием берётся, своим усилием. Как станешь чистым, станешь светом, так чего ж тогда бесу к тебе лезть, далече окрест обходить будет. И Князю с тебя какой прок? Опасность ты для него, ибо жизнью своей примером служишь для других. А если люди примеру такому будут следовать, то питание у Князя урежется. А когда Князю есть будет нечего, то и вопрос, получается, закрыт.
Эх, мечты… Это ж тогда всем рождённым надо на Путь Света обратиться. Но такое трудно представить. Что же для этого должно случиться?!.. Ладно, поживём – увидим. Всё по Воле Господа, а нам – своё дело делать. Слава Ему во веки вечные!
Есть, конечно, способ от Князя избавиться: убрать человеков с Земли или перестать жёнам рожать, тогда со временем злобу источать некому будет… Вон куда мыслями забрёл! Всё Господу по cилам, может ведь забрать тех, кто ближних любить так и не собрался. Но тогда все предупреждены должны быть, что по-другому никак – только любовь…
– Деда! Вот и будем предупреждать, что по-другому никак. И бес тут в помощь – кто ж лучше него урок преподаст? По душе мне пришлось, как он к нам обращался – братцы небесные.
– Так мы ещё и «горстка безумцев», – улыбался Иоанн.
– Тут он нас только подзадорил. Хотя, может, с умыслом разжигал в нас огонь праведный, нижний манёвр готовил. Не успел поймать его мысль, занят был своими действиями. Умный бес, урок нам преподал.
– А мы учиться и не против, – подмигнул Дед, приподняв бровь.
Ани уже приготовила ужин, ждала нас. И Евсей, конечно, ждал – наловил рыбы, почистил её, Ани запекла. Евсей возжёг свечу – значит, пора к столу. Остальные свечи возжигал я: переносил огонь от свечи к свече, они оживали пламенем, дом – светом. Ани и Евсей хлопали в ладоши, Дед одобрительно кивал головой. Мы насыщались настроением доброго семейного вечера.
В этот раз (и не только в этот) – на столе кувшин красного вина, мастерски изготовленного Ани, уже с участием Евсея-младшего, из сока тёмного сладкого винограда и, конечно, без добавления воды. Такое – добавить воды в это таинство – не могло прийти в голову никому из живущих на южных берегах Эгейского моря.
Ани с Евсеем выпивали немного вина в конце насыщенного заботами дня, а мы с Дедом легко попадали в их состояние и приятно пьянели вместе с ними настолько, насколько хотели.
Ани, порозовев и разговорившись, поведала нам, что когда сын был на рыбалке, к ней снова заглядывал сосед Фирс и предлагал стать его женой. Фирс не оставлял эту затею, особенно когда был навеселе. А так как выпивать он стал чаще, то участились и предложения о составлении семьи – несмотря на то, что многие в округе считали Ани то ли жрицей-оракулом, то ли колдуньей, к которой по ночам приходит покойный муж для совместной ворожбы и зачатия демона. Фирс не мог справиться с чарами Ани (в этом я его понимал), а отважиться на разговор с ней он мог только выпив. Безвыходная ситуация. Не помогали и объяснения женственной Ани о том, что она замужем и ей хватает помощи по хозяйству от друзей мужа. Он ведь знал, как он считал, наверняка, что муж, то есть я, погиб недалеко от дома в схватке с римлянами.
Наш сын уже было намеревался вступиться за маму и броситься в бой с назойливым соседом, посягающим на цельность семьи. Но ему ещё не хватало для этого возраста и массы, и он слушался маму, которая сразу обнимала его, когда приходил подвыпивший Фирс. Фирс понял это и стал выпивать и приходить к Ани, когда Евсей был на рыбалке или с друзьями на море…
В итоге в этот вечер со свечами и вином Ани призналась нам, что своими силами уже справиться с ситуацией не может и, естественно, ищет помощи у мужа, в существование которого Фирс не очень-то верил.
И мы постановили, оповестив Братство, что нужны более решительные действия (в рамках заповедей, конечно), которые образумят настойчивого соседа и, возможно, отучат его от чрезмерного потребления виноградного вина.
План взаимодействия с Фирсом разработали с учётом навыков членов небесной дружины и пожелавших присоединиться: Евсея-младшего и Крукиса, хозяина ручья. План не был детальным, допускал импровизацию, чем и был для всех интересен. От Братьев участвовали Акталь, Арджуна, Дазда и я (в меньшей степени, в основном как поддержка Ани). Стефану была отведена роль наблюдателя, который потом обрисует нам получившуюся картину. Ветераны Иоанн и Эльдад просто одобрили идею «молодёжной» части Братства и, не увидев в ней этических нарушений, решили быть зрителями, поддерживающими сторону Ани.
Дазда предложил благоприятный день, когда Евсей-младший поставит на пороге Фирса кувшин вина определённого объёма и уйдёт на рыбалку… Интересно, что идея с кувшином принадлежала моему сыну.
Прежде чем описать это событие, расскажу об Актале и Арджуне, их качествах, вероучениях. Они приняли определяющее участие в нашем представлении, подчеркнувшем некоторые умения Братства.
Родина Акталя, Тростника – в сердце нынешней Мексики. К моменту нашего представления я знал о существовании огромного материка за океаном только из рассказов Акталя, ещё не бывал на его родине.
Акталь – воин-маг древнего рода, его можно назвать и шаманом, и жрецом. Его племя в нынешние времена называют и тольтеками, и ольмеками, но Акталь так себя не называл, он был частью большого племени, живущего в «долине, где родились боги» – Теотиуакан (по́зднее ацтекское название). Этот город был создан до Великой Воды, но не человеческими возможностями – племя Акталя не обладало такими технологиями, поэтому считалось, что это боги возвели и величественные здания, и скульптурные группы с использованием гранита и нефрита, и пирамиды разных величин и объёмов, и центральную магистраль из бетона особого качества. Предания говорят, что после Потопа боги вернулись и вновь зародили мир и жизнеспособный к новым условиям род, род предков Акталя. Было это приблизительно за одиннадцать тысячелетий до нашей встречи в Братстве.
Боги оставили жрецам знания о пронизывающей и приводящей в движение всё Сущее первичной Силе, о безличном, непознаваемом Духе. Акталь называл изначальный Дух Орлом, а более сложное название творящего Принципа всего Сущего – Тонакатекутли.
В древнем роду Акталя знали, что наш ограниченный мир есть один из многих миров многомерного Мироздания, где Мироздание – это не просто какое-то число разномерных пространств, это разноуровневое взаимодействие этих пространств с ведомым только Орлу смыслом, к постижению которого надо стремиться, ибо в этом и есть смысл жизни настоящего воина духа, мага. И человек, как потомок богов, обладает способностью проникать в эти миры. Но для этого надо уметь изменять состояние своего сознания и уметь пользоваться этим изменённым состоянием. А изменяется состояние сознания при изменении восприятия мира.
Цель мага – осознание себя, умение пользоваться Силой Орла, что возможно только при чистом собственном духе мага. Тогда мастер приобретает, раскрывает возможность ходить в другие пространства и взаимодействовать с разными полями сознания.
В роду Акталя был шаман (маг), который прожил триста лет, зная, как уходить от смерти, достиг осознания себя и, предупредив учеников, в назначенный день ушёл в своё путешествие по мирам, не оставив в нашем мире тела, то есть преобразовав его с сохранением личности.
Акталь, развиваясь в такой школе, достиг удивительных изменений. Только лишь в самом начале обучения ему было дозволено попробовать средство из кактуса пейота и вещества из желез морской жабы, чтобы ощутить состояние изменения сознания. Дальше он учился изменять состояние своего сознания только изменением восприятия мира, качества собственной силы и некоторой помощью наставника-мага.
Он умел так пользоваться своим сознанием, что соединялся с полем сознания животного, зверя и использовал его возможности как своего двойника. Когда я впервые увидел Тростника, сразу узнал его глаза – глаза Тигра, спасшего мою жизнь в караване Гезера. Акталь понимающе улыбнулся, как умеет делать только он – улыбка с отсутствием чувства значимости. Под смирением он видел простое: никого не считать ниже себя и действовать так, чтобы никому не позволять преклоняться перед собой.
Воина-мага должно беспокоить, как считал Акталь, только одно – чистота собственного духа. Воин идёт по пути духа. Это охотник за собственными слабостями, избавившийся или решительно избавляющийся от чувства значимости, что высвобождает силу на осознанные действия, ведь именно поддержание собственной значимости забирает у человека значительную часть его энергии. Имеющий чистый дух сонастроен с Духом Орла, слышит Его, руководствуется Им. Чем чище дух, тем точнее восприятие.
Акталь обладал выработанным видением силы, энергии вещей и существ, видел оттенки свечения силы и её перетекание. В Рабби он видел чистый дух, белый Дух, ранее Акталь не встречал такого единения с Духом Орла. Для него это означало, что знание от Рабби было чистым, а предлагаемый им путь саморазвития – прямым.
Акталь обладал необычайной силой воображения. Если он представлял огненный шар, то это вызывало ощущение жара даже у нас, тех, кто не имел плотного тела.
Только сам человек, как считал Тростник, решает, как он живёт и как умирает. То, что человек делает в данный момент, может быть последним поступком в этом мире, поэтому не должно быть невзвешенных поступков, каждое действие свершается осознанно.
Такой же подход был у него и в мире Братства: несмотря на то, что пребывание в Братстве может исчисляться многими веками, никто из Братства не ведает о дне и часе прекращения этого пребывания, поэтому каждое действие должно быть чистым, осознанным.
Его попадание в мир братства не было обычным событием. Ощутив зов Орла, он принял решение уйти в мир иной мерности, попытавшись преобразовать своё тело. Он вызвал в себе состояние внутреннего огня и ушёл по светящемуся коридору… В новом пространстве сохранилось сознание личности, но плотное тело осталось там, где он его оставил – в глухом лесу, подальше от людских жилищ. Его преобразовали звери, ничего от него не оставив. А ученики посчитали, что их наставник ушёл вместе с телом, преобразовав его. Они были, по сути, правы: Акталь, оказавшись в мире Братства, надолго сохранил своё тело личности.
Случилось это событие где-то за 120 лет до рождения Иешуа. Возраста своего земного воплощения Акталь не знал, он совсем не интересовался цифрами: зачем знать то, что бесполезно? Но греко-египетско-римская цивилизация (средиземноморская) как раз интересовалась цифрами, поэтому в Братстве с помощью временных сопоставлений и посещения родины Акталя определили, что в момент покидания плотного тела Тростнику было немногим более 50-ти лет. Но это ни о чём не говорило ни ему, ни Братству – по внешнему облику Акталю можно было дать в два раза меньше. «Зачем Вечности время?» – по-детски улыбался он. На этот вопрос в Братстве не знали точного ответа. Жизнерадостный Арджуна имел философское мнение на этот счёт: «Вечности время ни к чему, оно нужно человеку, ограниченному кармой, в стремлении удовлетворить множество своих желаний». Возражать такому посылу было трудно и не имело смысла.
Наш Арджуна не был тем принцем Арджуной, которого, как повествует «Махабхарата», просвещал Кришна (аватара Вишну) перед важным сражением. Он просто обладал таким же именем, как герой эпоса. И оба Арджуны были преданными Вишну, Хранителя Мира. Индиец Арджуна был внешне схож с персом Даздой – большие добрые, выразительные, улыбающиеся карие глаза, чёрные волнистые волосы, светлая кожа. Схожи они были и во взглядах на Мироздание – так же, как близки верования их текущих воплощений. Близки были и языки их народов, в основе которых лежал санскрит.
Они были потомками одного большого племени, разделившегося когда-то территориально: одни осели на Арианском (Иранском) нагорье, другие – в Индии.
Их учения были сопоставимы: надличный изначальный Дух, изливающий Бесконечность – Зерван, Брахман; созидающая и охраняющая Сила нашей Вселенной – Ахура-Мазда, Вишну; Дух Разрушения, без чего невозможно созидание – Ангра-Манью, Шива. Но ведь и у древнего заокеанского племени Акталя существовала подобная картина. Начало всего Сущего во Вселенной, творческий Принцип всего, Творец всех Миров – Тонакатекутли (Орёл). И два мира, два брата, сотворённые Творцом всех миров: Кетцалькоатль (созидание, знание, творчество) и Тецкатлипока (чёрное дымчатое зеркало, хозяин битв).
Не буду далеко углубляться в дебри сопоставления изначальных вероучений нашего единого Братства, лишь отмечу, что конечный пункт веры авестийцев-зерванитов, кем был Дазда, заметно отличался от этого пункта веры Арджуны – он был вайшнав, преданный одной из Форм Божественного Триединства (Тримурти). В обоих учениях содеянное тобой (карма) вращает твоё колесо воплощений (реинкарнаций). И там и там саморазвитие (духовное развитие) предполагает освобождение от цепи перерождений. Только конечная цель в индуизме – выход из этой цепи в слияние с надличностным Брахманом, в состояние блаженства, не поддающееся описанию, или в нирвану. А в зороастризме ты выходишь из той же цепи в вечную личностную, созидательную жизнь во плоти.
Арджуне, по его жизнерадостному, жизнелюбивому складу, больше нравился итоговый аспект вероучения Дазды. Он вовсе не торопился выходить из колеса сансары. Он умел восхищаться жизнью и находить в ней неизведанное. «Надо любить то, что ты хочешь понять», – одна из запоминающихся фраз Арджуны как краска его характера.
Он шёл к очищению своей души через деяния и чистую мотивацию: поступки свершаются бескорыстно, без стремления к удовлетворению своих желаний и утверждения значимости; через безграничную преданность Вишну; и конечно, через восхваляющие Божественное песнопения, которые он мог озвучивать везде под кровом бесконечного Неба.
Арджуну совсем не смущало наличие разных путей к Всевышнему, ведь неприятие этих путей приводит к разделению. Для него аватарами Всевышнего были не только Рама и Кришна, но и Зартошт, Будда, Иисус. Пребывая в Братстве, Арджуна был очевидцем явления двух путей – Будды и Рабби. Он был в восторге от жизнелюбивого, а не аскетичного пути Рабби и от того, что Иешуа любил напевать и сочинять мелодии. Он считал Путь Любви и Света, с которым пришёл Рабби, самым прямым и самым трудным. Его вдохновляла цель – Царство Божье на Земле. И он мечтал воплотиться во времена обещанного Учителем возвращения.
Арджуна – мастер не только песен и танцев, но и мантр, концентрации внимания и воображения.
Иногда Арджуна и Акталь развлекали Братство недолгими религиозно-философскими миниатюрами. Недолгими они были потому, что Акталь излагал мысли коротко и не был любителем дебатов, предпочитал разговору действие. Один из их диалогов в характерном стиле:
– Акталь, как же изменить этот грешный мир? Сколько можно биться над одним и тем же?
– Изменить собственное восприятие, – отвечает Акталь.
– Легко сказать, брат. А как это сделать?
– Тоже несложно: сместить точку восприятия в сторону Духа, – улыбается Акталь.
– Понял тебя, Акталь. Наконец-то понял. Тогда продолжу свои песнопения. А тебе предлагаю начать учиться петь и танцевать, чтобы смерть не застала тебя за неосознанным действием.
Обычно разговор заканчивался искренней благодарной улыбкой мага и его лёгким поклоном.
Глава 9
В один из дней бесконечности, в послеобеденное время, Евсей-младший шумно, обращая на себя внимание, пробежал мимо дома Фирса на рыбалку. И вскоре, незамеченный Фирсом, вернулся с тыльной стороны его дома и поставил на порог кувшин с добрым красным вином. Почему с добрым? Дед освятил напиток перед тем, как Евсей предпринял манёвр к дому соседа. Эта идея – шумно убежать на рыбалку, обратив на себя внимание Фирса, и незаметно оставить кувшин на пороге – принадлежала целиком Евсею. Цель понятна: чтобы Фирс наверняка пришёл к Ани в выбранный день. Мы с Братством поддержали творческую активность сына и вплели его начинание в общую сюжетную линию, не отличающуюся особыми изысками и строгими рамками, чтобы была возможность для импровизации.
Ани чуть волновалась, попросила не поручать ей никакой роли. Мы, зная Ани, её мир, и не планировали этого делать.
– Будь собой, любимая, – улыбнулся я. – Я же буду рядом для поддержки, это главное в моей роли. С любым затруднением сразу обращайся ко мне. Фирса постараемся не обижать.
Для Ани быть собой – значит, быть искренней, правдивой, женственной, внимательной, умеющей слушать, аккуратной в быту и в общении, лёгкой в шутках, не унижающих собеседника, независимо от его возраста и статуса – будь то ребёнок или старец, не говоря уже о любимом муже.
Фирс появился ближе к вечеру, спустя пару часов. В руках его был кувшин, но уже со светлым вином.
Сын, заметив Фирса из наблюдательного пункта, отправился к ручью с двумя вёдрами, чтобы принести воды к дому Фирса и оставить там до определённого времени.
Ани встретила соседа без улыбки, пригласила в дом и предложила сесть за стол. Фирс торопливо бухнулся на скамью и поставил кувшин с вином на стол.
– Мир тебе, Ани, и дому твоему, – ещё внятно и быстро проговорил он.
– Мир тебе, сосед, – начала Ани, немного волнуясь. – Обращаюсь к тебе как к достойному, уважающему себя мужчине: прошу тебя не приходить в этот дом без приглашения кого-то из моей семьи. Если нужна будет помощь, то либо я сама обращусь к тебе за этим, либо попрошу сына передать тебе мою просьбу. Либо мой муж через сына попросит тебя о чём-то. А сегодня тебе лучше уйти сейчас, не задерживаясь – так подсказывает моё сердце. Говорю это в присутствии моего мужа и небесных свидетелей.
– Ани! Про мужа я уже слышал – его как не было, так и нет. Небесных свидетелей тоже не вижу. Не надо пугать меня покойниками, а себя – мной. Я достойный хозяйственный мужик, руки у меня откуда надо растут, способны защитить тебя от любой нечисти. И пусть твой отец не приходит ко мне со своими дружками-сектантами. Сообщу наместнику об угрозе моей жизни – сама знаешь, чем может закончиться… Не хочу этого делать, Ани. Хочу защитить тебя, быть тебе опорой. Ты женщина красивая, хозяйственная, умная… слишком умная, но сильно мною любимая. И я не верю этим бабьим сплетням, что к тебе покойник приходит и будто ты с диаволом шашни водишь. Завидуют они твоей красоте и стати… Сватаюсь к тебе напрямую, без Диониса, ты вдовая. В общем, будь моей женой, я мужик достойный!
В эти мгновения скрипнула и открылась дверь. Это был Арджуна, двери он открывал легко – огромный опыт в Братстве. Фирс оглянулся на пустой проём, потом удивлённо посмотрел на Ани.
– Тебе лучше уйти, Фирс, – ответила Ани.
Фирс выдержал паузу, достал из-за пазухи две чаши. Протёр их рукавом рубахи, поставил утвердительно на стол и налил в них белого вина – сначала в дальнюю чашу для Ани, потом в ближнюю – для себя.
Ани отрицательно покачала головой. Фирс залпом осушил свою чашу и громко опустил её на стол.
Тут же самовозгорелась свеча – Арджуна обещал научить меня этому приёму, для которого требовалась концентрация внимания на точном образе.
– Как это? – насторожился Фирс.
Ани пожала плечами.
– Я же говорила, сосед, лучше тебе уйти.
Фирс налил себе ещё. Выпил.
Я умножил огонь, в доме загорелись другие свечи.
Уже подвыпивший Фирс затряс головой:
– Кто в доме?
– Мой муж и его друзья! – отчётливо проговорила Ани и посмотрела на меня. Я кивнул и улыбнулся. Ани улыбнулась в ответ, мол, мне уже спокойней.
Дазда начал читать очищающие мантры. Быстро зазвенело пространство дома. Дазда сразу полюбил Ани, перенёс на неё отцовскую любовь, сказал мне, что Ясна и Ани действительно очень похожи. Это, конечно, усилило действие его магии. Фирс обхватил голову обеими руками: принудительное очищение вызывало некомфортные ощущения и некоторое отрезвление. По-видимому, ему этого не хотелось, поэтому он выпил чашу с вином, предназначавшимся для Ани.
Ани с сожалением посмотрела на Фирса, потом на меня, развела руками.
– Может, не надо так сильно. У него же голова раскалывается, – сказала она, нахмурившись от переживаний за соседа.
– Не переживай, милая, постараемся не переусердствовать. Сосед у нас молодец, упорный!
– С кем ты разговариваешь? – выговорил Фирс, продолжая держаться за голову.
– С мужем, – ответила Ани.
– Что ты ему сказала? – промычал Фирс.
– Что у тебя сильно болит голова.
– Она раскалывается и кружится!
– Я же попросила тебя уйти, а ты продолжаешь пить…
– Не верю, что здесь кто-то есть. Никого не вижу и никого не слышу, кроме тебя… только твои сказки!
– Фирс, могу попросить мужа, и у тебя перестанет раскалываться голова.
– Ну так сделай что-нибудь!
– Уже попросила, подожди немного.
Мы переглянулись с Даздой. Он улыбнулся Аниной импровизации, прервал круг мантр.
Колебания улеглись, дом перестал звенеть. У Фирса отлегло. Я подумал: «Какая же у меня жена замечательная, непредвзято относится к мужчинам. Мы тут Фирса выкуриваем по её просьбе, а она за него заступается». Ани улыбнулась мне, поняв, конечно, мою мысль – ведь столько лет учились чувствовать друг друга на расстоянии.
Фирс потряс головой. Похоже, она перестала раскалываться. Он налил себе ещё. «Безрассудная отвага», – подумал я.
Через окно вошёл хозяин ручья Крукис. Подошёл к Фирсу, только что осушившему чашу, наклонился к его уху. Вид у Крукиса был серьёзный. Это была слуховая галлюцинация – где-то шумно текла вода. Фирс беспокойно посмотрел по сторонам:
– Откуда льётся?
– Скажи ему, любимая, вода льётся в его доме. Пока только на его постель. Это правда, наш сын всё сделал вовремя.
Евсей в эти мгновения, хорошо чувствуя ситуацию и зная, что его друг Крукис уже в доме, выливал два ведра воды на лежак Фирса.
Ани тут же озвучила Фирсу услышанное от меня. Фирс встрепенулся:
– Откуда ты знаешь?
– Муж попросил передать, – ответила Ани.
Арджуна, сидящий в углу дома в позе лотоса, начал читать мантру уплотнения силы. Эту мантру можно назвать и мантрой уплотнения тонкого тела. То есть Арджуна наполнял себя духом жизни, используя отточенную временем практику. Что не превращало, конечно, его тело в трёхмерное, но уплотнение жизненной силой было таково, что тонкое тело могло быть видимым для обычного спектра зрительного восприятия, особенно если это восприятие находится в изрядно выпившем плотном теле.
Это и произошло с Фирсом, параллельно переживающем о льющейся в его доме воде.
– Кто это? – более-менее внятно спросил Фирс, указывая пальцем в тот угол, где сидел Арджуна. – Что это за пятно?
– Это Арджуна, друг мужа, – как можно бережнее пояснила Ани.
– Кто-кто? – переспросил Фирс. Имя действительно звучало необычно для восприятия эллина.
– Арджуна, – Ани постаралась произнести разборчиво и пояснила. – Один из небесных свидетелей.
– А что он тут делает? – попытался понять происходящее Фирс.
Ани коротко задумалась, прислушиваясь к пространству и глядя в сторону Арджуны.
– Он говорит, что собрался танцевать. Мог бы ещё и спеть, но ты, сосед, не сможешь его услышать. Для этого надо очень много выпить, – передала Ани.
Арджуна был великолепным дервишем. Он начал вращаться, раскрыв руки, как крылья, идеально выдерживая ось вращения. При этом он помогал себе звуковым ритмом, слегка ускоряя темп вращения.
Фирс сначала попытался вращать головой следом за Арджуной, но долго не смог это делать, потерял равновесие и упал. Потом задом забрался на лавку, а помотав головой, сказал заплетающимся языком:
– Много выпил, лучше мне домой… В другой раз приду.
– Нет, сосед. Муж говорит, чтобы ты больше не приходил. Иначе этот танец и поток воды не прекратятся.
– Да, – кивнул Фирс головой, в которой журчала вода – Крукис продолжал находиться возле его уха. – Будет нужна помощь, сама позовёшь, – добавил Фирс. – Сделай что-нибудь, чтоб вода не лилась…
Яркую завершающую точку безошибочно по времени поставил Акталь. Вошла большая чёрная собака неопределённой породы. Это был дворовый пёс Фирса, только смотрел он в этот раз на Фирса глазами Акталя.
Эллины называли иногда своих псов именем Кир, по причине исторически сложившегося соперничества между Элладой и Персией, а позже – между Римом и Парфией.
Пёс подошёл к сидящему Фирсу и рыкнул ему в ухо.
– Это ты, Кир… – медленно, с надеждой, раскачиваясь из стороны в сторону произнёс Фирс. – Мо-ло-дец, что пришёл… Тут мужики… Танцуют, воду льют… Выручай, Кир!
Кир встал на задние лапы и чувствительно опустил передние на плечи хозяина. Фирс вздрогнул от неожиданности. Кир заглянул ему в глаза.
– Забудь сюда дорогу, – прорычал разборчиво пёс на неплохом греческом. – И бросай пить, мужик, а то худо будет!
Этого Фирс никак не ожидал – широко открытые глаза в чрезвычайном удивлении. От такой чудесной неожиданности он опрокинулся со скамьи, встал на четвереньки и зачетверил к выходу.
– Евсей, любимый… Уж не слишком ли это? – забеспокоилась о Фирсе Ани.
– Грань почти выдержали, свобода выбора не нарушена, – успокаивал я Ани. – В конце, конечно, было настоящее чудо. Тогда, в караване, Тигр не разговаривал… Ай да Акталь! Милая, но забота проявлена – пёс твёрдо попросил хозяина больше не пить.
Фирс обернулся, услышав обращение ко мне Ани, посмотрел на неё, потом на то место, где находился я – возможно даже что-то и увидел – потом снова на Ани, и коротко подвёл итог:
– Ведьма!
По сути, он был прав, конечно. Происходящее вряд ли можно было объяснить как-то по-другому. А пёс по имени Кир, с глазами Акталя, продолжал подталкивать к двери четвероногого Фирса в то место, на котором тот совсем недавно сидел. И в общем-то внятно, с собачьим акцентом, произнёс:
– Домой, хозяин!
Сын вернулся домой счастливым, он видел, как выползал из дома Фирс, подгоняемый Киром…
Постель соседа была насыщенно мокрая, два ведра воды на холостяцкое ложе – это немало. Фирс лёг совсем ненадолго, перевалился на пол, там быстро захрапел.
Стефан за ужином, быстро приготовленном Ани, обрисовал с присущим ему лёгким, добрым юмором цельную картину случившегося представления. Сын, в завершение рассказа Стефана, по-хозяйски решил пойти за вином, Ани подумала его остановить, ведь в доме есть отец, и принести кувшин самой. Я улыбнулся ей:
– Пусть сын примет гостей как хозяин, он достойно проявил себя в мужском событии, защитил маму и семью от посягательств, точно исполнив взятую на себя ответственность, не допустив со своей стороны оскорблений поверженного соперника, да ещё и пояснил мне свои действия: «Отец, я вошёл в его дом без приглашения, потому что он не раз приходил так в наш дом и сватался к моей маме, твоей жене». Что ж, он действовал по древнему закону, как его искренне понимал.
Фирс, понятное дело, заходить к Ани с тех пор перестал, да и Ани не пугала его просьбами о помощи по хозяйству. Соседа перестали видеть пьяным, а через год он посватался к дочери священника-иудея, начав перед тем посещать местную синагогу. Хотя в те времена в Римской империи исповедовать иудейскую веру было так же рискованно, как и христианскую, которую принимали тогда за иудейскую секту. Но раннее христианство не являлось таковым, в отличие от позднего, которое существует на смеси принципов Торы и Нового Завета.
Определённое участие в создании Фирсом семьи принял чуткий Стефан, которому всегда было характерно проявление действенной заботы. Ещё накануне представления в честь Фирса Стефан не поленился заглянуть в маршруты его обычного дня и обратил внимание, что дочь священника выделяет своим вниманием Фирса среди других мужчин прибрежного городка.
Когда Фирс пришёл в себя от приключения в нашем доме, Стефан, предварительно посоветовавшись с Братством, с Даздой, нашим астрологом-авестийцем, чуть вмешался в жизнь Фирса: шепнул ему во сне имя дочери священника. Взял на себя роль ангела-хранителя. Хотя почему «взял»? Он и был таковым по своим качествам, как и каждый в Братстве. Только у Стефана к тому же были русые вьющиеся волосы, и он не носил бороды. Всё же ангел с бородой – непривычная картина, хотя, вероятно, всякое бывает.
Сон с оставшимся в памяти именем девушки возымел своё действие. Фирс стал искать встречи взглядов и застенчивых улыбок, и после года таких переглядываний пришёл свататься, предварительно приняв веру иудейскую, а значит, и обрезание. В округе все понимали, для чего он это сделал. Понимали это и священник, и его дочь, поэтому сватовство прошло так, как и должно было пройти: Фирс обрёл жену.
Я, конечно, не следил в дальнейшем за перипетиями семейной жизни нашего соседа, но знал от Ани, что Фирс долгие годы жил этой семьёй: у них были дети, он посещал синагогу и не считался в городе пьющим мужем, жену не менял, развода не давал…
В тот вечер, посвящённый спасению Фирса от чрезмерного потребления вина и спасению Ани от посещений подвыпившего Фирса, за ужином, после перемежающегося нашими шутками рассказа Стефана о произошедшем, у нас образовался вокальный ансамбль.
Арджуне, уплотнённому мантрами и танцем дервишей, требовалось выплеснуть своё настроение. Он начал, как ему и присуще, петь сочиняемый им на ходу гимн жизни с простой мелодией и простыми словами. К нему сразу же присоединился Стефан, имевший точный слух и тонкую интуицию.
Он любил напевать проникновенные восточные мелодии, как любил делать Рабби – в дорогах с Учителем Стефан провёл последний год пребывания Иешуа на Земле. Следом к этому дуэту присоединились мы с Ани, потом Дед и Дазда, потом, прослушав несколько повторов мелодии, Эльдад, потом Акталь, никогда не вступающий в диссонанс с общим потоком, и Евсей-младший. У него был слух, унаследованный от родителей, поэтому получалось более-менее ладно встраиваться в мелодию – это был первый в его жизни ансамбль…
В нашем городке на берегу моря так и не зародились сказания о сватовстве Фирса к Ани. Фирс не решился рассказывать эту необычную былину, в которой он не оказался героем, победившим демонов.
А мой сын хорошо понял и запомнил, повторив своими словами понятое в разговоре со мной, что прежде чем делиться какой-либо информацией с мальчишками городка, надо ясно понимать, для чего ты это делаешь. И если хочешь посмеяться над тем, кого нет рядом – не делай этого, а если хочешь помочь – иди к тому, кому хочешь помочь.
