Фантастическая быль “Истории Евсея”, часть 1.
Продолжение. Начало повествования ссылкам 1-5, 6-7, 8-10, 11-12, 13-15. Общее оглавление в конце этой страницы.
Глава 16.
– Дед, расскажи о своей встрече с Павлом! Какой он был человек? О чём вы говорили? О чём он вас спрашивал? Делились вы с ним тем, что слышали от Рабби в дорогах ваших?
– Встреча с ним у меня одна была. О том, как мы Весть несём, он не спрашивал. Как сам несёт – рассказал…
В Иерусалим Савл пришёл тогда с Варнавой и Титом-греком. Было это спустя лет двадцать после ухода Рабби. Пришёл, чтоб решить спорное – надо ли исполнять язычникам древний закон. Я тебе уже рассказывал об этом. И не ко мне пришёл, а к нам – Иакову, Петру, Иоанну. К тем, кто близко знал Учителя, кому Учитель являлся, как и ему, Савлу.
Он показался мне уверенным в своей правоте. Если и испытывал к кому уважение, как к равному себе, так это к Иакову. Иаков ведь глыба – и в знании древнего закона, и в исполнении его. И в Иерусалиме все знали, что Иаков – праведник. Так его и звали.
– Об Иакове почти ничего не сказано в евангелиях. Лишь в «Деяниях» – как раз о вашем сборе с Павлом и Варнавой в Иерусалиме и о решающем слове Иакова. Ещё в письмах Павла Иаков, брат Иисуса, упоминается.
– Так ведь Иаков не ходил с нами во след Рабби. Родной ведь брат, разница в год, с детства вместе… Понятно, что не сразу увидел в брате Учителя, как и все его домашние. В родной семье пророков не бывает, – улыбнулся Иоанн. – А вот на последней трапезе он уже с нами был… Об Иакове могу много говорить, почти тридцать лет мы с Петром рядом с ним были. С Вестью исходили много дорог, в основном к иудеям – и возвращались в Иерусалим, к Иакову. Мудрый он и чистый. Многому я у него научился. Он сумел в первые годы хоть немного восполнить нам уход Рабби.
А что Павел Иакова упоминал в письмах… Так он только нас троих из близких учеников и знал. Иакова два раза в жизни видел, Петра немногим чаще, меня – так и вовсе один раз. И упоминает он нас, думаю, больше для поддержки своих начинаний, как авторитетнейших, – Дед хохотнул. – Правда, там же Савл написал: «Кто они и кем были, мне безразлично, ведь Бог беспристрастен». Красиво завернул. Петру в письме побольше досталось, но и это, думаю, для того, чтоб показать свою твёрдость в вере…
А уважение к Иакову… Его в Иерусалиме уважали и законники, и старейшины – знали его праведную жизнь в законе. Единственный из всей общины входил в алтарную часть храма для молитвы. А молился так, что колени в мозолях были. И об этих мозолях все в Иерусалиме знали…
А верующие знали, что Рабби Иакову являлся. Ведь являлся Рабби не всем, считалось, что только избранным. Хотя, думаю, дело не в избранности – просто не все могли увидеть Его…
Знал и Савл, что Иакову, как и Петру, и Иоанну, Учитель явился одним из первых. Значит, мы избраны, как и он. И являлся Христос Иакову не только показать, что смерти нет, но и задачу поставить. А Павлу тоже задача Христом поставлена – идти к язычникам.
… На последней вечере перед праздником, когда мы уже знали, что недолго Учителю осталось быть с нами, Иаков испил вино из чаши вместе с нами. Это было первое вино в его жизни. Он ведь не пил вина и не ел мяса. А испив, сказал, что не вкусит пищи, пока не увидит Брата вновь…
В те сорок дней после казни Рабби явился Иакову одному из первых. Скажу так, Иаков был из тех, кто мог видеть Его. Учитель сказал ему: «Брат! Можешь есть хлеб и пить вино. Я здесь, как и договаривались!» И Иаков видел улыбку Его – без сомнения, перед ним был Рабби.
И ещё Рабби попросил Иакова хранить общину в Иерусалиме, пока будут силы, быть старшим – кому-то другому будет трудно сохранить единство…
Вот Иаков и руководил общиной более тридцати лет. Первый патриарх церкви Христовой, да ещё с прямого благословения Христа…
– А что Павел говорил вам, когда пришёл в Иерусалим из Антиохии?
– Говорил, в общем, то же, что сказано в письмах его. Сказал, что прийти к нам ему велел в откровении Бог. Он сверил с нами свою весть язычникам. Рассказывал увлечённо, красноречиво о хорошем. Говорил, что даёт наставления язычникам властью Господа Иисуса. Призывал их отвратиться от идолов, посвятить себя истинному Богу, отказаться от распутства, не пылать похотью, а хранить тело в святости и чести, любить братьев во Христе и остальных людей, жить тихой, мирной жизнью, зарабатывая своими руками, чтобы и нужды не знать, и другие уважали…
Мы с Петром и Иаковом подтвердили ему, что наше дело общее – нести Весть о Сыне Божьем всем народам…
Удивило меня тогда его представление о воскрешении из мёртвых. Он говорил то, чего я никогда не слышал от Рабби. Говорил убеждённо.
Савл ждал скорого возвращения с Небес Сына Божьего. Ждал, что это будет при его жизни… Он говорил, не надо горевать об усопших. И объяснял почему: Бог возьмёт на Небеса к Иисусу и тех, кто уже умер, но с верой в Него – с верой в то, что Иисус умер за наши грехи и воскрешён Богом из мёртвых. А те, кто останутся в живых до Его возвращения, как Павел, не опередят ранее умерших верующих в вознесении на облака. Когда Господь сойдёт с Неба со звуком трубы Божьей, сначала воскреснут те, кто ранее умер с верой в Иисуса, а потом уже живые вместе с воскресшими будут на облаках вознесены в воздух, чтобы встречать в воздухе Господа и уже быть с Ним всегда…
Я воскрешение из мёртвых, понятно, воспринимал по-другому, по-своему. И слова Рабби о воскрешении к жизни вечной вижу иначе. Но с Павлом не спорил, меня ведь он не спрашивал…
Главным для Павла в том визите к нам было наше согласие в вопросе «язычники и исполнение древнего Закона»: не надо заставлять язычников иудействовать, то есть не надо принуждать их к обрезанию, приёму только чистой пищи, постам… Это и был главный вопрос нашего первого схода верующих.
Павел-то считал, что люди поверили в Христа, чтобы получить оправдание Бога верой в Христа, а не делами древнего закона, так как Христос избавил нас от проклятия Закона, приняв проклятие вместо нас на Себя, ибо сказано в древнем Законе: «Проклят тот, кто повешен на дереве»… В общем, Павел считал, что не должно язычникам быть обрезанными.
Круг обсуждающих этот горячий вопрос состоял из членов иерусалимской общины, в основном иудеев, принявших Иешуа Помазанником Бога Израиля, и группы Савла, пришедшей из Антиохии.
Сначала было горячо, ведь христиане из иудеев видели вопрос просто – если Помазанник иудей, обрезанный из рода Давидова, значит, и принявшие Его должны исполнять законы древние, ведь Помазанник родился в них, ими и предсказан…
В конце концов всё решило слово Иакова, его мудрость. Сначала он упомянул, что однажды Бог уже проявил заботу о язычниках – из них был избран народ, который будет носить Его Имя. Напомнил слова пророка, что все люди будут искать Господа, ибо Бог призвал их стать народом, носящим Его Имя…
А Иаков уж много лет имел свои записи с высказываниями Учителя. Ещё в первые недели после ухода Сына Человеческого, когда мы собирались все вместе для воспоминаний, Иаков был единственным, кто записывал на папирусе воспоминания Рабби. Он фиксировал Новый договор, Новый Закон…
И вот он начал приводить перед собравшимися слова Христа, истины Нового Договора – о вере, чистой пище, постах, об обрезании…
Что-то из того, что он зачитывал, можно прочесть теперь и в арамейском евангелии, и у Марка, и у Матфея… А что-то в эти евангелия не попало. Из ненаписанного в них прозвучало тогда:
«Невозможно человеку сесть на двух коней, натянуть два лука, и рабу не получится служить двум господам: он будет почитать одного, а от другого отвернётся. Пьющий старое вино не стремится тотчас выпить вино молодое. И не наливают молодое вино в старые мехи, чтобы они не разорвались, и не наливают старое вино в новые мехи, дабы они не испортили его. Не накладывают старую заплату на новую одежду, чтобы не разорвалась новая.!
Ученики тогда спросили Его:
– Надо ли нам поститься и как нам молиться, давать ли милостыню и в чём нам воздерживаться в пище?
Учитель ответил:
– Не лгите и не делайте того, что вы ненавидите. Ибо всё открыто перед Небом. И нет ничего тайного, что не станет явным, и нет ничего сокровенного, что осталось бы нераскрытым.
Если вы поститесь, чтобы очиститься, вы зарождаете в себе ошибку; если вы молитесь, чтобы взять, вы потеряете; если вы подаёте милостыню, чтобы зачлось, дух ваш оскудеет.
Если хозяин дома принимает вас, ешьте то, что вам выставят. Ибо входящее в ваши уста не оскверняет вас, оскверняет вас то, что выходит из уст ваших.
Ученик спросил:
– Учитель, полезно ли обрезание?
Рабби ответил:
– Если бы оно было полезным, отец зачал бы тебя в матери обрезанным. Истинное обрезание – в духе.
Ученики спросили:
– Кто Ты, который говорит нам о Божьем?
Он ответил:
– Разве из того, что говорю вам, не узнаёте, кто я? Не будьте как те иудеи, кто любят дерево и ненавидят его плод, любят плод и ненавидят дерево…
В итоге нашего собрания язычники были освобождены от обязательного обрезания и чистой пищи.
Им было предписано: воздержаться от употребления в пищу того, что принесено в жертву богам, от крови и мяса удавленных животных и от разврата…
Ну вот, сынок… А известие о смерти Иакова получил я уже в твоём родном селении, от путника из Иерусалима. Иакова обвинили перед синедрионом в нарушении закона, при участии нового первосвященника, и он был приговорён к побитию камнями…
Немногие годы спустя, как говорит история империи, войска будущего императора Рима разгромили иудейское восстание. Иерусалим был разрушен. Была разрушена и главная святыня Иудеи – Иерусалимский храм. Множество иудеев продано в рабство. Для всех иудеев Римом был установлен налог в пользу Юпитера…
А после той грозы, когда Прохор с вами ушёл… После молитвы в темнице явился мне Иаков… Не сон то был. Явился, каким я его помню… Говорит, рано тебе, брат, уходить, не твоё время, нужен ты ещё здесь… Даже обнялись. Ещё увидимся – так он сказал… – завершил Дед свой рассказ под плеск волны, трогающей борт нашего корабля.
Глава 17.
… В лучах заходящего солнца я увидел родной берег. Позвал на палубу Деда и кивком показал ему. Мы обнялись за плечи, я держался за борт, по нашим лицам тихо текли слёзы.
Красно-оранжевое солнце светило в спину паруса, приближающийся берег блестел золотом уходящего дня. И там, на берегу, были люди, много людей…
С нашего берега всегда видны горизонт с островами и редкие корабли.
Мальчишки, перекупавшись, грелись на солнышке и, наверное, увидели наш корабль и уже оповестили весь городок. Так бывало и в моём детстве…
Встреча была не то что тёплой, а разрывающей изнутри горячим огнём и слезами, которые невозможно было скрыть. Лица друзей… Дионис, Гектор, Марк, поседевший секретарь собрания, ставший юношей Лука, незнакомые и малознакомые лица… Горячие объятия… У кромки лёгкого прибоя я увидел Аталию, она кивнула с улыбкой и растворилась в вечерней дымке… Оливия прикоснулась ко мне взглядом, долетела её мысль: «Потом увидимся».
Нас с Дедом тискали со всех сторон. Подумалось, что Деду уже достаточно объятий…
И тут меня обняла Ани, дочь Диониса, которой было уже не девять-десять лет, а пятнадцать-шестнадцать… Обняла с той же непосредственностью и со слезами, как и шесть лет назад. Обняла так, что успела обжечь и взглядом, и – буду называть всё своими именами – телом.
Обжечь меня, молодого мужчину, молодым красивым телом, да еще после ссылки, не составляло труда. Но к этому примешалось и уже знакомое сладко-щемящее, немного тревожное ощущение в груди… Ну уж нет! – почти крикнул я себе. Но оказалось, что «да»…
На праздничной трапезе в честь нашего возвращения Ани без всяких сомнений села рядом со мной. Ту трапезу я помню плохо, был переполнен калейдоскопом эмоций и обрывками мыслей. Помню, что Ани ухаживала за мной, чтобы я был сыт и всё попробовал.
Дальше события развивались стремительно. Она продолжала садиться рядом со мной и на следующих общих трапезах. Делала она это так же непосредственно, как и в девять лет. Ещё она прибегала к нам с Дедом, чтобы помочь по хозяйству. И ведь мы с Иоанном были не против.
Мы дружили с Ани, не дружить с ней было невозможно. Проблема заключалась в том, что я был наполненным силой двадцатисемилетним мужчиной, которому по меркам того времени уже давно пора было иметь семью. Поэтому… надо было либо навёрстывать упущенное, либо становиться настоящим праведником и уходить быстрее с Вестью на Восток. Мне хотелось и того, и другого. «Того» хотелось не меньше, чем «другого», особенно когда я видел Ани. А видел я её даже слишком часто.
Она была красивой девушкой, очень красивой, я мог легко и быстро утонуть в её зеленоватых миндалевидных глазах, не имея желания сопротивляться.
Но я всё же набрался мужества и сказал ей:
– Ани, ты уже взрослая девушка, красивая, не надо садиться на трапезах рядом со мной.
– А где можно садиться рядом с тобой, Евсей? – спросила она.
Я задумался.
– Не знаю… Наверное, нигде, – сказал я как-то неуверенно.
– А почему? – задала она неожиданный вопрос.
– Потому что ты начинаешь привыкать ко мне, – замялся я.
– А что в этом плохого? Я к тебе давно привыкла. Ждала твоего возвращения с острова…
– Как что? Подожди, Ани… Когда ты ко мне привыкаешь, а я могу уйти надолго… на много лет по поручению Деда… – я подбирал слова, но они не подбирались. Разговор повернул неожиданной тропой, которая мне была ещё не знакома – о таком варианте Иоанн меня не предупреждал.
– Ну и что, Евсей?! Я опять буду ждать тебя, пусть много лет… Женщина всегда ждёт своего мужчину. Кто-то ждёт день, а кто-то много лет… Я знала, чувствовала, что ты там любил красивую девушку. Я ждала тебя, знала, что ты вернёшься…
– Ани, Ани… подожди… – я понимал, что мои слова неубедительны для неё, она чувствовала меня, а значит, знала несравнимо глубже, чем я её. – А если мужчина не вернётся? – спросил я.
– Так бывает, однажды кто-то не возвращается… или уходит… Воля Господа.
Когда Ани говорила мне это, в её глазах была дымка из слёз, а на красивых, удивительного рисунка губах – лёгкая улыбка. От неё исходил аромат, который растворял мои мысли. Меня била мелкая дрожь, я надеялся, что она этого не видит.
«Вот тебе и ученик Христов, – замедленно повторялась в голове эта мысль. – Вот тебе и победитель бесов».
Я не знал, что говорить дальше…
– А когда ты уйдёшь на Восток? – спросила она, прервав моё самосозерцание.
– Как дед скажет. Может, через год.
– Представляешь, Евсей! У нас есть год счастливой жизни. И потом будет счастливая жизнь, когда буду тебя ждать и однажды дождусь… Как хорошо, когда кто-то тебя всегда ждёт…
В этот момент в моей голове спуталось всё, что до этого ещё не спуталось.
– Мне надо поговорить с Дедом, – произнёс я медленно.
– Хорошо, – сказала она и поцеловала меня в щёку.
Это уже не добавило мне оцепенения – наверное, было некуда.
Иоанн внимательно слушал мой сбивчивый монолог и улыбался…
– Что ж, грек любимый… Это твоя женщина. Она будет ждать тебя, даже если ты не вернёшься, и ничего с этим не поделаешь, и ничего ей не объяснишь… Да и ни к чему такие объяснения, только хуже всем будет, – Дед говорил, немного раскачивался и мечтательно смотрел в окно. – Помню, как девятилетняя Ани светилась рядом с тобой. Была мысль тогда – а вдруг… Не уйти тебе от неё… И ведь не ушёл. Ты глянь на себя. Эка тебя накрыло! Какой из тебя сейчас вестник…
Давай-ка родной, не будем противиться судьбе. Тут мы с тобой бессильны, такое на Небесах решается. Посему – Благословляю вас. Тогда уж не откладывайте счастливое время… А с вестью пока недалеко от дома походишь, чтоб к жене скорее возвращаться.
Иоанн улыбался. Я упал перед ним на колени, слёзы без шума и предупреждения хлынули из моих глаз. Помню эти мгновения всегда. Перед моими глазами, не успев стать чёткими, мелькали лица, дома, пейзажи, дорога, свет звёздного неба, незнакомые храмы… Лица Ани, Иоанна, Оливии, друзей, Учителя, каким представлял Его себе из рассказов Деда – появлялись передо мной в этом туманном калейдоскопе мгновений…
Иоанн гладил меня по голове и тихо плакал вместе со мной. Он плакал без звука, лишь иногда ладонью вытирал слёзы и шмыгал носом…
Дед. Мой любимый Дед. Он сложил мой мир. Он любил меня, а я любил его. Он слепил меня из меня же самого при моём огромном желании. Научил видеть смысл происходящего. Я знал его мысли, а он знал мои. Всё, что помнил, знал мой любимый Дед, отец, наставник о Рабби, я впитал чувствами и головой.
Он учил меня любить людей. Его жизнь – пример, как любить тех, кто хочет обидеть тебя, кто гонит тебя, может лишить жизни. Благодаря Иоанну я понял, ощутил, что никого невозможно лишить жизни со стороны, такое может сделать только сам человек своей нелюбовью к близким и далёким. Дед показывал, порой не говоря, как строить в себе Царствие Божие. Научил видеть, чувствовать Дух Слова в сказанном и написанном, знать Учителя, чувствовать Его, хотя я не застал Его в теле. Познакомил меня с живым миром Рабби, Его улыбкой, которую я мог даже представить и улыбнуться в ответ…
