Друзья! Мы продолжаем публиковать «Истории Евсея». На очереди – книга вторая. А первая книга готовится к печати (вариант с авторскими правками). Ссылка на электронный вариант первой части.
Оглавление
Глава 4
В один из вечеров после активного дня, посвящённого лечению детворы, к нам в дом заглянул человек. Я уже видел его на наших встречах. Невысокого роста, весь круглый, добродушного вида, с большими близорукими глазами и небольшим количеством волос на голове. Звали его Марк. Он хотел отдельного разговора.
Весь городок знал его как зажиточного хозяина, имеющего рабов и много серебра. Марка тронула Весть, сердце его взволновалось. Он видел в услышанном Свет и Силу. Его родственник был очищен от многолетнего одержания. Марка терзали противоположные чувства: он был богат и очень хотел быть в общине, причащённым к Слову Божьему. Коротко о нашем долгом общении.
– Что мне делать, Евсей? Посоветуй! Хочу быть в общине, участвовать в общей трапезе, в причастии. Я знаю, у членов общины имущество общее. Да, нищих не должно быть, мы должны помогать друг другу… Но как это – раздать богатство нищим? Кто-то ведь сам выбирает такую жизнь, не хочет работать! Как это раздать? И твои слова на встрече – скорее верблюд пройдёт через игольное ушко, чем богатый в Царствие Небесное… Помоги найти выход – меня разрывает!
– Слова не мои, Марк. Так Учитель говорил. Выход? Брат, я не проживал такую ситуацию. Мне нечего отдать, кроме сердца и мастерства. Как я буду советовать тебе? Твоё испытание, твой выбор. Буду молиться за тебя.
– За молитвы твои благодарю! Но подожди. Представь, ты мой родной старший брат. Мне плохо… Ты ведь можешь сказать, как бы ты поступил, чтобы у меня внутри был мир? А ты – брат, который знает, что говорил Учитель на этот вопрос.
– Давай рассуждать вместе. Оба богатства не сохранить, как не сесть на двух лошадей сразу – ноги разъедутся. Одно богатство умрёт в нежданный час вместе с твоим телом, ну или сгниёт чуть позже. Другое, которое в сердце собираешь, останется с тобой на Небесах, там ничего не сгниёт и не испортится. Но второе богатство собирается, когда исполняешь то, что говорит Слово Божье. Что выбираешь, брат? Только твой выбор! Советовать не буду.
Марк почесал лысину, вздохнул несколько раз, вспотел.
– Раз уж к тебе пришёл… И раз вопрос ребром… Рискну! Выбираю то, что не потрогаешь, но что не гниёт на Небесах!
– Важный выбор. Согласен с тобой… Дальше. Теперь нам надо пройти через игольное ушко. Это возможно, если ты станешь небогатым. Богатый не пройдёт, а у небогатого должно получиться. Но тогда богатство надо раздать, отдать. И не просто нищим, а нуждающимся. Готов дальше говорить? Будешь делать такой шаг?
– Буду, – Марк был красным от напряжения. – Только помоги – как это сделать?
– Рассуждаем дальше. У тебя есть деньги, их нельзя давать в рост, а надо дать тому, от кого ты их не возьмёшь обратно. Нуждающемуся. И в то же время – пусть запотеет даваемое в твоих руках, пока не будешь знать, кому даёшь.
– В рост давать не буду, – быстро ответил Марк.
– Хорошо. А кто будет тем нуждающимся, кому ты дашь и не будешь ждать обратно?
Марк перестал краснеть, задумался.
– Я бы не дал денег тому, кто сам не работает, кто их пропьёт или потратит на грешницу.
– Я поступил бы так же, – сказал я. – Но тебе надо кому-то отдать своё богатство, чтобы протиснуться в ушко.
– Вдове с детьми дал бы. Да и вдове без детей, если трудолюбивая. И детям бы на еду дал в семье, где детей много и мужик трудится, но не справляется…
– Молодец, Марк. А мастеру, у которого мастерская сгорела, дал бы? А юноше, который хочет мастерскую поставить? А женщине с детьми, у которой муж к другой ушёл и не помогает?
– Да, всем бы им помог. А мужу, который ушёл, морду бы набил. Знаю о ком говоришь. Если сам бы не набил, то работников попросил бы…
– Ещё важный вопрос: а рабов отпустил бы? Останутся – так останутся… Но выбор дал бы им такой?
– Ну, Евсей, подожди! А если они все уйдут?
– Значит, такой ты хозяин… Но не беда! Знать правду будешь о себе. И ушко иголки пошире будет видеться.
– Да, отпустил бы. И правду о себе знать хочу!
– И добавлю, брат: наверное, ты был бы рад, если бы все перечисленные нами люди были, как и ты, устремлены к Божьему?
– Да! Мне было бы легче отдать. Я бы знал тогда, что отдаю не в пустоту… Да, был бы этому рад – после пережитого в разговоре с тобой!
– Мы можем сейчас оставить этот разговор. Вернёмся к началу… Ты решаешь за себя. Я молюсь за тебя.
– Я уже сделал шаг внутри себя. И, кажется, догадываюсь о следующем… Скажи, что ты имел в виду. Я хотел бы научиться рассуждать и принимать решения, как ты. Ты ведь скоро уйдёшь дальше.
– Не во мне дело. Рабби говорил: тот, кто жаждет пить из Его уст, станет как Он, и тайное откроется жаждущему… Выражу словами, к чему ты пришёл… Хорошо, мы пришли. Мы пришли к общине в твоём городке. К общине устремлённых к Свету, христианской общине, подобной той, что создали прямые ученики в Иерусалиме. Ты со всем своим богатством и с теми рабами, которые стали свободными, но не ушли от тебя, приходишь в общину… хотя приходить уже никуда не надо. Ты – хозяйственная часть общины, хлебная основа. У тебя уже нет твоего богатства. Ты вошёл в игольное ушко. Но ты не устраняешься от дел, ты – старший диакон. По сути, ты будешь делать то же, что делал раньше. Но вся трудность будет в том, что ты не один будешь принимать решения, а вместе со всеми, на равных. Здесь и будет школа Света. Ты будешь принимать решения вместе с братьями, вы будете обсуждать, учиться слушать, приводить доводы: как накормить вдов и детей, сколько зерна вырастить, какие мастерские поставить, как распределить выращенное, куда деть излишки, если они будут, где взять то, чего не хватает, кто из подрастающих мальчишек чем будет заниматься… Дел будет очень много. А ещё организовать общие трапезы, причастие, организовать женщин для подготовки трапез… Одному справиться с этим не получится, да и нет такой задачи, нужен будет совет способных к этому мужчин – ответственных, без корысти, хороших хозяев своих домов. Ну вот, остальное узнаешь во многих делах. Мой младший брат Марк, другого пути к счастью и Свету не вижу…
Марк крепко обнял меня:
– За этим, брат Евсей, и пришёл к тебе! Был ещё вопрос, но уже нет. У меня есть лучший раб… работник Назим. Он из Александрии. Один раз я отпустил его на встречу с тобой. Он потом взмолился: «Отпусти,» – говорит, -меня, Марк, с ним. Тебе воздастся. Я теперь должен быть его слугой». Назим в юности знал кого-то из апостолов и мечтал о встрече с таким человеком вновь … Подмога будет тебе в пути настоящая, он всё умеет – и морду набить, если что, руки у него сильные! И не один он пойдёт с тобой. Есть ещё у меня Юния, работница. Любит она его сильно, а он не похоже, что любит… Не может она без него! Чтоб толк от неё был, даю ей работу рядом с ним. Пусть тоже идёт с тобой. Проворная, добрая, еда у неё вкусная получается…
Утром нового дня Марк, Назим и Юния приняли водное крещение в реке, которая текла рядом с нашим домом. На мгновенье показалась Чиста, улыбнулась глубиной густо-синих глаз.
Назим был черноволос, бородат, смугл. Моего роста, с чёрными, как смородина, глазами. Сильное тело, быстрый улыбчивый взгляд, орлиный нос. Юния была небольшого роста, красивая и добрая. Глаза одного цвета с моими – серо-голубые.
Марк был в хорошем настроении, чистые близорукие глаза лучились. Улыбался – он сделал выбор.
– Брат! – обнял я его. – Учитель когда-то сказал: «Тот, кто сделался богатым, пусть царствует, но тот, у кого есть сила, пусть откажется». Это про тебя, Марк. И ещё: «Тот, кто нашёл самого себя, мир не примет его».
Приближался день продолжения пути. Мы с Лукой выковали для Марка короткий меч. Сталь получилась добрая, с красивым рисунком. Делали от сердца и с молитвой.
Что для мужчины, особенно в те времена, могло быть лучшим подарком, чем качественный нож? Механические хронометры тогда ещё не изобрели. Да и страны с названием Швейцария тогда ещё не было. По тем территориям проходила граница великого Рима, там жили германские племена, сильные и склонные к организации, уже тогда посматривавшие в сторону Рима…
Когда прощались с новыми друзьями, общиной, сказал им держать связь с уже опытной общиной в десяти днях пути на запад.
– Восточные общины, которые встретим на пути, тоже свяжем с вами. Постараюсь быть у вас, если будет на то Воля Вышняя, на обратном пути.
Вспомнил слова Рабби и передал их друзьям, как это делал Дед: «Не связывайтесь с миром, но связывайтесь словами и делами своими с Господом, чтобы то, что порождаете, было подобно не миру, а Господу».
Глава 5
Нас стало пятеро: Лука, Алан, Назир, Юния и я, Евсей. Юнии было семнадцать лет. Она родилась рабыней. Её мама, иудейская девочка-подросток, была продана в рабство римским воином после разрушения иерусалимского храма. Кто её отец, Юния не знала. Мама дала ей латинское имя, думая, что с таким именем в империи жить безопаснее.
История Назира более долгая и сложная. Он не родился рабом. Он был сыном пастуха, а значит, пастухом. У него были отец и мать, два брата и две сестры. Жила семья недалеко от Александрии. В их селении расположилась лагерем римская центурия. Провидение распорядилось так, что Назира полюбила дочь командира центурии. А Назир всем сердцем полюбил её. Было им тогда по шестнадцать лет.
Девушка находила любой предлог, чтобы увидеть любимого. Стала послушной дома и часто бегала за молоком и брынзой в семью Назира, чтобы накормить любимого отца. И путь её за молоком получался гораздо более длинным, чем расстояние до дома Назира. В этих походах за молоком девушка и юноша признались друг другу в любви и поклялись никогда не расставаться.
Внимательный и любящий отец, опытный воин, конечно, увидел состояние дочери и попросил её прекратить отношения с юношей не её сословия – а если она не прислушается к просьбе отца, то у юноши будут большие неприятности. В общем, отец посоветовал дочери позаботиться о жизни любимого – оставить его.
Влюблённые решили бежать. Назир хорошо знал, где находилась община коптов, египетских христиан. Он был знаком с пожилым человеком по имени Марк, который основал эту общину. Марка называли апостолом и говорили, что он был учеником Петра.
Бывало, Назир оставлял овец на зелёном склоне и убегал на весь день к Марку. Апостол рассказывал о Царстве Божьем: там царит любовь, нет войны и рабства, люди равны и заботятся друг о друге. Царствие это надо строить в себе и рядом с собой. Для этого предстоит учиться любить ближних как самого себя; не делать им того, чего бы ты не желал, чтобы случилось с тобой; делать добро даже тем, кто тебя ненавидит; молиться за тех, кто тебя гонит и преследует… Назир мечтал жить вместе со своей любимой среди таких людей, которые учатся любить друг друга. Он хотел строить Царствие Божье на Земле. Назир ещё не познал тогда мир, в котором родился и жил, но запомнил слова Учителя, пересказанные Марком: «Тот, кто познал мир, нашёл труп, кто нашёл труп – мир недостоин его…».
Побег влюблённых укрывала короткая летняя ночь. Дойти до общины им не удалось. Отец с отрядом конных воинов настиг беглецов … Убивать Назира не стал. Юноша был закован в кандалы и брошен в темницу. Его ждала смертная казнь за покушение на жизнь гражданки Рима, которой была его возлюбленная. В темнице Назир научился подолгу молиться и полагаться на Волю Отца. У него появилась возможность молиться за того, кто его гонит и не любит – за отца своей любимой. И он молился за него, за неё, за своих родителей, братьев и сестёр.
Девушка сказала отцу своему, что если Назир умрёт, то и она жить не будет. Центурион продал Назира на рынке Александрии перекупщику рабов за небольшую цену с условием, что юноша будет переправлен через море и там продан. На прощание воин сказал Назиру: «Благодари дочь мою, что остался жив».
Сегодня Назиру было двадцать три года. Он всё ещё любил дочь центуриона, хотя и понимал, что Царство будет строить без неё. Юния заботой, преданностью, спокойным терпением потихоньку отогревала его мужественное сердце.
Наша дорога была, конечно, сугубо мужским занятием. Она не могла быть смыслом, домом для женщины. Но судьбу не выбирают, её проживают, желательно с благодарностью. И Юния умела быть благодарной за дарованные дни. Она была счастлива дорогой с нами. Родиться рабыней, быть рабыней и вдруг оказаться свободной, рядом с любимым – какой бо́льший подарок можно ожидать от судьбы?
Дни перехода до предстоящего селения совпали у Юнии с естественным девичьим ежемесячным недомоганием. Она переносила это легко, на ногах и в хорошем настроении, лишь иногда отлучалась от нас и просила подождать её. Подошло время остановиться у большого ручья на ужин и ночлег. Четверо молодых мужчин были голодны.
Алан, как обычно, отвечал за костёр. Лука и Назир пошли к ручью за рыбой, там возблагодарили Отца, выразили внимание и благодарность силам земли, ощутив дозволение взять желанные дары, оставили часть лепёшки на прибрежном камне, другую часть раскрошили в воду, прикоснувшись с уважением к воде. Небольшой сеткой из конского волоса перегородили ручей. Взяли необходимый, уже знакомый, объём рыбы, остальную отпустили.
Ужин был приготовлен быстро. Юния умела это делать легко и вкусно. Она без труда выучила молитву, творила её не только три раза в день, но и перед приготовлением пищи. Готовила еду в лёгком настроении, напевая простые мелодии восточного рисунка. Она умела быть довольной жизнью и без труда находила вокруг себя поводы для такого состояния…
Благословлённый ужин был съеден быстро. Но за трапезой чувствовалось напряжение. Когда закончили с едой, я посмотрел на Алана:
– Говори, что случилось. Напряжение меж нами – не годится. В следующий раз, если сам не справляешься, говори своё переживание до ужина.
Я догадывался, что возникшая ситуация связана с воспитанием Алана, с отношением к особенностям женщины в той традиции, в которой он вырос.
– При ней не могу, – сказал Алан.
– Говори, Алан, если только разговор не о том, о чём мужчина и женщина никогда друг с другом не говорят.
– Не могу оценить, можно ли при ней, – ответил Алан.
Юния без напряжения, с улыбкой отошла от нас. Алан проговорил мне на ухо тревожащее его, тема оказалась немаленькая и была связана с ограничениями для женщины, принятыми мужчинами в законах древнего времени. Я подумал и всё же решил позвать Юнию.
– Друзья, – начал я издалека, – короткая история от Деда Иоанна из того времени, когда Учитель вместе с Учениками, среди которых были и женщины, возвещали Слово Божье, переходя из селения в селение. Может быть, женщины и не считали себя учениками Рабби, они просто создавали домашний уют в дороге для тех, кого любили, кто им был дорог. Но они учились у Рабби жизни вместе с мужчинами. И Он уделял им внимание в общении у костра так же, как мужчинам, когда у них, женщин, находилось время, свободное от многих дел.
Пётр сначала ревниво относился к женщинам рядом с Учителем, особенно к Мариам из Магдалы: «Пусть Мариам отойдёт от нас, – сказал как-то Пётр у костра. – Женщина есть женщина, пусть занимается своими делами, незачем ей слушать наши мужские разговоры…».
«Смотрите, друзья мои, – сказал Рабби Петру и ученикам. – Я направляю её и буду направлять, как направляю и вас, мужчин, чтобы она тоже стала духом живым. Ведь женщине до́лжно, подобно вам, стать духом живым, чтобы войти в Царствие Небесное. Да, у неё есть женские дела, как у вас есть мужские. Но она не может быть хуже вас, как не может быть и лучше. Вынашивающая детей ваших отличается от вас. Но она равный вам человек перед Отцом».
Вот Пётр и учился быть другим, по-новому видеть женщину. Скрипел, но старался делать так, как говорил Рабби, учился уважать женщину, видеть в ней равного себе человека, имеющего немужское предначертание. И когда после ухода Рабби настало время нести Благую Весть, Пётр иногда, как рассказывал Дед, даже брал с собой в дорогу жену…
Потом свой щекотливый вопрос проговорил, краснея, Алан. Мы обсудили его вместе, в присутствии Юнии. Перс считал, исходя из понимания, с каким вырос, что женщина становится нечистой в те дни, когда ежемесячно недомогает. Тогда ей нельзя находиться рядом с мужчинами, общаться с ними, попадаться им на глаза, прикасаться к воде, подходить к всегда святому огню. И, тем более, ей нельзя готовить пищу, так как в такие дни она оскверняет всё, к чему прикасается.
– Друзья, есть ли что сказать? И как будем поступать дальше в такие дни? Они могут длиться неделю, – сказал я.
Лука решился:
– Учитель к мёртвым прикасался, и к больным, и к прокажённым… И не осквернялся. Важно, думаю, не то, к чему прикасаемся, а что из сердца выходит. Ну и что, что Юния в эти дни пищу готовит? Она ж не больная, не прокажённая, не заразная. Сердце у неё доброе, песни поёт. И еда вкусная получается, я так не смогу приготовить. Трапезу мы благословили, Отца возблагодарили. Если Юнии в такие дни не трудно, пусть готовит. Буду есть с удовольствием и благодарностью.
– Согласны, братья? – переспросил я.
Назир и Лука решительно кивнули.
– Как скажешь, наставник. Как решите, так и будет, – сказал Алан.
– Веселей, Алан! Отпускай своё прошлое отношение, пусть растворяется в благословении Отца… Разве может Всеблагой сотворить что-то нечистое? Как может женщина быть нечистой в какие-то дни? Тогда и мужчина нечист, ведь женщина из него сотворена. Ты же знаешь, перс, что нечистыми нас могут сделать только наши собственные мысли, слова, дела. Вот за этим и продолжаем смотреть, славя Господа… А по еде решаем так. Если Юния в такие дни чувствует себя хорошо, в сердце у неё легко, напевает песни, то мы ждём от неё хотя бы ужин. Если ей трудно, самочувствие не очень, она предупреждает меня, и мы готовим еду сами или не готовим совсем. В любом случае даём Юнии отдохнуть и предлагаем ей ту пищу, которую будем иметь сами.
На том и остановились (Алан смиренно согласился), а принятые друзьями решения подлежат, как известно, исполнению.
Обговорили и ещё одно правило нашей дорожной жизни. Когда женщина готовит еду у очага, не надо отвлекать её разговорами, давать советы без её просьбы. Можно лишь сделать то, в чём она попросит помощи для приготовления пищи. Женщине же не надо подсказывать мужчинам, как и какую рыбу ловить и как охотиться. Вспомнили слова Учителя: «Готовь и принимай трапезу в благости. Ибо что думаешь и что говоришь – то и будет в пище твоей».
Осенние ночи уже становились прохладными. Как-то раз на ночлег остановились на взгорке у небольшой оливковой рощи, там было теплее – роща отдавала тепло солнечного дня. Я засыпал последним, думая об Ани, чувствуя запах её волос, слушая её мысли, рассказывая ей о прошедшем дне…
Вдруг как будто прошелестел коротким порывом ветер. Я открыл глаза – передо мной, в двух-трёх метрах, стоял человек. Я закрыл глаза, снова открыл – он продолжал стоять. На правильном лице лёгкая улыбка. Я поднялся на ноги. Открывай, закрывай глаза – человек запечатлелся во мне чётким, объёмным рисунком. Через него не просвечивал ни лес, ни звёздное небо, он был даже слишком реальным. Красивый, статный мужчина средних лет, хотя затрудняюсь назвать возраст. Большие, необычные тёмно-синие глаза (непонятно, как я ночью точно определил цвет), проницательный, глубокий взгляд – я понимал, что он без затруднений читает моё состояние и мысли. В его чёрных волосах и аккуратной бороде серебрилась редкая седина. Высокий лоб, прямой тонкий нос, правильно очерченные брови. Одет во всё светлое. Хитон длиною до колен тонко расшит белым золотом. Рисунок шитья был одинаков и на планке хитона, и на столбике воротника, и на рукавах вокруг кистей рук, и на канве вокруг колен. Это был набор одинаковых окружностей, соединённых в спираль. Головной убор, невысокая шапка с плоским верхом, был расшит тем же узором. И ещё на планке хитона было пять небольших пуговиц матово-белого золота.
Я никогда прежде не видел этого человека – ни во снах, ни наяву. Мужчина кивнул мне, не опуская взгляда, с той самой лёгкой улыбкой на губах и произнёс спокойным баритоном:
– В ближайшую деревню тебе лучше не заходить – незачем рисковать жизнью, она ещё пригодится. В восьми днях хода на восток дорога разветвляется на три тропы. Ваша левая. Идите по ней днём. Там есть большая тайная община – будете полезны. Лучшего места для зимовки уже не найдёте. И отряд твой сохранится, даже умножится.
– Кто ты? – спросил я.
– Как-нибудь потом скажу, – сказал незнакомец и просто исчез.
Глава 6
Утром рассказал друзьям о видении и предупреждении об опасности. Посовещались. И всё же решили идти в эту деревню. Уже несколько дней были в пути, нужна была небольшая передышка, а главное – нужен был хлеб. В деревне, оценив обстановку, мы сможем просто попросить ночлег и заработать на хлеб своими руками…
В селении уже знали о нас. Весть о пророке, возвещающем о Судном времени, и его учениках долетела сюда из того городка, где мы помогали создавать общину. Об этом рассказала женщина-эллинка, которая дала нам приют в своём доме. Она была вдовой с двумя детьми-подростками, мальчиком и девочкой. Её дом стоял первым при входе в деревню. Хозяйство было небогатым, но зерно в доме имелось. Я попросил кров на две ночи, сказал, что поможем по хозяйству, подлечим детей и пойдём дальше. Женщина сказала, что в селении большая иудейская диаспора, синагога, священник и старейшины – все они ждут встречи с пророком Судного времени.
– Вряд ли у вас получится пойти дальше, не поговорив с ними. Все уже знают, что вы остановились у меня.
После её слов что-то сжалось у меня под ложечкой.
Был полдень. Мы уединились на молитву в разных местах подворья. После молитвы обсудили предстоящие действия. Решили помочь вдове по хозяйству, уделить внимание детям, остаться на ночлег, а рано утром уходить дальше.
Назир занимался домашней мельницей – заменил жернов, в хозяйстве нашёлся запасной. Лука и Ален латали амбар, проявляя смекалку. Юния, напевая, помогала хозяйке готовить обед и пекла лепёшки нам в дорогу. Я вправил детям животы, показал их маме, как это делать. Научил их короткой молитве. Раскрыл простые тайны – что надо делать, чтобы не болеть. Попросил детей повторить мне эти тайны, запомнить их и делиться со своими друзьями.
Когда солнце собралось уходить за гору, в дом заглянул улыбчивый юноша. Это был сын священника.
– Достопочтенный пророк! Все уже собрались у синагоги и ждут вас. Я провожу и буду помощником в ваших просьбах.
Решили идти все вместе, Юния с нами. Хозяйка осталась дома – готовить еду нам в дорогу. Площадь перед синагогой была заполнена людьми. Старейшины сидели на деревянной скамье, священник стоял рядом с ними. Взаимные приветствия, знакомство.
Мне предназначалось место рядом со священником и старейшинами. За спиной – синагога и неширокий проход. Передо мной – полукругом много людей. Лука, Алан, Назир и Юния расположились в первом ряду местного люда, в основном это были иудеи. У меня ещё не было опыта общения с теми, кто немало веков живёт в ожидании Машиаха.
Начал говорить. Представил народу себя, своих друзей, сказал куда идём и для чего. Рассказал о своём учителе, иудее Иоанне, который прожил долгую жизнь и был одним из близких учеников Того, кого многие в Иудее, а ещё больше – в языческих землях, считают Машиахом, Помазанником Божьим.
Тронул и не самую любимую мною тему в таком общении – Давидову ветвь Рабби. Среда древнего закона и пророков требовала доказательств. Привёл родословную Сына Человеческого.
Потом стал говорить о чудесах и исцелениях, которые творил Рабби. Вперемешку с этим рассказывал о новых заповедях, данных Господом через Сына Своего. Я не стал приводить противопоставление с Древним законом, просто говорил о Новом. Заметил по характерным проявлениям, что в толпе есть бесноватый.
Люди внимательно слушали, иногда кивали головами. После фразы «Любите ненавидящих вас, и не будет у вас врагов» священник поднял руку, прося слова.
– Слышал, что Рабби прикасался к жертвам, прокажённым, одержимым и не совершал после этого очищения. Как может обрезанный из ветви Давидовой, заключивший с рождения союз с Богом Израиля, не исполнять Древний закон?
Толпа неоднородным гулом поддержала вопрос священника.
– Это значит, что Посланник настолько чист, что ему не требуется ритуал. Он тот, кто приносит Новый договор, новые заповеди, которые требуют от исполняющего большей чистоты сердца. Он принёс Новые законы от Отца.
– А разве сказано в Торе, что кто-то может изменить заповеди и законы, данные Всевышним Моисею? – продолжил жрец.
– Всё в воле Всевышнего. В Древнем законе (Второзаконии) есть прямые слова Господа Моисею о том, что Он даст людям пророка, подобного Моисею, вложит слова свои ему в уста, и он будет возвещать людям всё, что Господь пожелает возвестить. Что Господь пожелает возвестить, а не мы с тобой, священник! – ответил я. Слова эти были встречены одобрительным гулом слушающих.
– Скажи, пророк, кто из пророков или уважаемых учителей закона свидетельствовал об Иешуа как о Помазаннике Божьем? – спросил священник, начиная заметно волноваться.
– Иоанн Пророк, крестивший в Иордане иудеев, свидетельствовал о сошествии Духа Святого на Сына Божьего и назвал Его бо́льшим среди пророков, – ответил я и тоже начал волноваться: беспокоила направленность встречи.
– Большинство синедриона не признало в Иоанне пророка Божьего, его движение признано сектой, толкующей Тору, – торжественно заявил священник.
– А что есть синедрион? Разве у настоящего иудея есть нужда в чьём-то посредничестве или заступничестве перед Богом? Любой иудей несёт свою личную ответственность перед Всевышним, напрямую, без посредников. Иудей заключает личный союз с Богом Израиля! Разве могут быть в синедрионе такие иудеи-посредники, кто лучше всех и одинаково точно слышит голос Бога для того, чтобы решать судьбы других иудеев?! – я говорил громко, чтобы меня слышали все. – И разве нуждается Помазанник, избранный Господом, в чьих-то свидетельствах о себе? Его жизнь, творимое Им и есть свидетельство о самом себе! И сердца чистые, открытые призваны узреть это!
Одержимого бесом начало потряхивать сильнее, хотя он не находился рядом со мной.
– Если Он – Машиах, почему Он не восстановил Храм в Иерусалиме? Если Он – царь из рода Давида, почему Он не освободил нас от римского ига, не воссоединил Израиль? – громко спросил один из старейшин.
– А почему Помазанник должен делать то, что хочется вам, но о чём не написано в Торе? – спросил я и, видимо, зря это сделал. Священник побагровел.
– Обрезан ли ты, пророк, говорящий такое? – выкрикнул священник. – Имеешь ли ты на своём теле кровную печать союза с Богом Израиля? Ты, говорящий о законе Моисея!
– Я не обрезан. Печать моего союза с Отцом – в сердце, – сказал я, вызвав этим неопределённый гул. – Братья! Я не пришёл к вам доказывать, не пришёл спорить. Пришёл рассказать тем, кто хочет услышать Весть о Спасении, о Царстве Божьем. Вы позвали меня поведать о Божьем. Если вам достаточно сказанного и вам неугодны речи мои, мы уйдём дальше…
– Говори, говори! Хотим слушать тебя… Иди дальше, необрезанный, Сатана тебя к нам прислал… – из толпы доносилось разное.
– Яви чудо, тогда поверим тебе, – выкрикнул нетрезвый голос. Толпа поддержала его одобрительным гулом.
Священник, сдерживая гнев, красноречивым жестом предложил мне откликнуться на предложение народа.
– Хорошо, – кивнул я и показал на уже давно похрюкивающего одержимого. – Помогите ему подойти ко мне.
Лука и Алан подтащили человека ко мне, ему трудно было идти – бес в нём сопротивлялся. И бес был не один – я увидел двоих.
Возложил руки на одержимого. Восславил Отца. Призвал сияющую Чистотой Силу Его… Бес взвыл двумя голосами: один выл с прихрюкиванием, другой – с рычанием. Рядом как будто мелькнул Дед. Я удивился и обрадовался. И подумал: «Показалось».
Мужика крутило и колотило в крепких руках Луки и Алана, парни не давали ему упасть на землю. Один бес прохрюкал: «Ох и силища навалилась! Пощади, пророк!» Другой, более разговорчивый, порыкивал с присвистом: «Он тут не один, ученичок Христов, жгут молитвой сильно… В этот раз не справиться мне… Душно мне… Вельзевул, помоги!»
Оба беса вылетели из ошарашенного мужика и успели нырнуть в толпу – в этой неразберихе было не до огненного креста.
Я обратил внимание, что сын священника, с открытым ртом наблюдавший за происходящим, обрадовался победе Света. Мелькнула мысль: чистое сердце.
Толпа восторженно загудела, когда увидела, что их односельчанина больше не колотит и не крутит, никто не рычит и не хрюкает.
Мужик вознёс руки к небу, потом бухнулся передо мной на колени, пытаясь поцеловать мои стопы. Я отпрыгнул назад, потом ещё раз, потом остановил себя (со стороны это могло выглядеть необычно – прыгающий пророк) и принял неизбежное.
Священник налился напряжением, обратился к старейшинам и люду, указывая на меня:
– Он делает это Вельзевуловой силой. Бес открыл имя силы перед всеми. И второй страшный грех на нём – он искажает Тору!
По толпе пронёсся ропот. Кто-то крикнул:
– Он же Якова, всегда больного, исцелил. Священник не смог, а он смог. Это Божий человек! – толпа возбуждалась всё сильнее, будоража саму себя. Стая ворон, тоже возбуждённо каркая, кружила всё ниже и ниже над нами…
Нетрезвый голос вскричал:
– Он Вельзевул и есть! Смотрите, за ним огонь горит!
Ещё один, вряд ли трезвый голос провозгласил:
– С ним грешница юная, они ею пользуются… И серебро ворованное из дальнего села.
– Дома́ свои стерегите! А этих бить и серебро отобрать! – прозвучал ещё один призыв.
Гнев не отпускал жреца. Он поднял руку с камнем над головой… и застыл в таком положении, выпучив глаза.
Уже знакомый пьяный голос кричал:
– Бейте их! Палками! Камнями!
Толпа начала движение в мою сторону. Друзья подбежали ко мне и встали рядом. Я заслонил Юнию собой. Назир встал сзади, закрывая Юнию и мою спину.
Над нашими головами, уже совсем близко, кружила возбуждённая стая ворон. Одна из больших птиц выбила крыльями из руки жреца так и не брошенный им камень. Перепугавшийся священник присел на корточки, прикрыв голову руками. Другая птица пробовала сесть на голову пьяному крикуну, хлопая крыльями по его голове и ушам…
Стая вмешалась неожиданно и вовремя; казалось, что птицы действовали осознанно – они приводили в замешательство именно зачинателей стихийного переполоха…
Камни уже летели в нас, попадая в голову, грудь. Толпа почти прижалась к нам и стала окружать нас. Я лихорадочно твердил короткую молитву: «Славься, Господи! Славься, Милостивый!» Чувствовал на губах вкус крови, гудела голова, жгло во лбу, кровь капала в глаза. Гнев заливал толпу неподвластной ей волной…
И вдруг над толпой раздался мощный, как гром, басовитый голос:
– Жрец! Останови толпу! Зарежу сына твоего, как ягнёнка на жертвеннике!
Я ладонью вытер кровь с глаз. Почти рядом с нами, плечом к плечу, стояли два богатыря – в начале встречи я видел их на небольшом расстоянии от толпы. Один из них прижал к груди сына священника, в свободной руке держа большой нож, приставленный к горлу юноши. Юноша не прилагал никаких усилий к сопротивлению.
Жрец закричал сиреной:
– Остановитесь!
Выбежал перед нами, распростёр руки, закрывая нас от толпы. Несколько камней успели попасть в него. Лицо, голова, плечи священника были в птичьем помёте смешанного цвета. Выглядел он очень необычно.
Наши лица были в крови от макушки до бороды. Но мы были живы и стояли на ногах. На лице Юнии не было крови, она льнула к Назиру. Назир стоял, не шевелясь, крепко прижав Юнию к себе.
– Сыновья Иоанновы, – с дрожью в голосе обратился к богатырям разрисованный воро́нами священник. – Сделаю всё, что скажите. Сына не троньте, один он у меня… Демон меня попутал! – священник упал на колени.
– Что ж ты, жрец, творишь?! – говорил только один из братьев, который держал сына священника. Второй спокойно и уверенно наблюдал за происходящим, но было видно, что он вряд ли простит неосторожные действия противоборствующей стороне, и толпа односельчан, видимо, тоже понимала это. – Человек враз исцелил Якова, над которым ты много лет молился, а ты на исцелителя руку поднял! Значит, так, – продолжал греметь один из братьев, – в дом гречанки на окраине еды принести, побольше и получше. Вина не жалеть, самого лучшего из твоего хранилища, жрец. Воды с реки наносить с запасом, чтобы раны промыть. Ткани чистой… Дежурство перед домом до утра – мужчин сам назову. Утром решим, что дальше будет… И молиться за нас не надо! И сыну твоему молитвы твои не помогут – пустые они…
Всё было сделано, как он требовал. Этого брата-богатыря звали Натан. Второго – Адония…
Когда наступила ночь, сменив этот необычно долгий день, я, пытаясь заснуть с гудящей головой, замотанной тканью, вспомнил слова Рабби из записей Деда.
Эти слова были обращены когда-то к законникам, фарисеям, священникам, и звучат всегда свежо в веках, предшествующих наступлению Царства Божьего на Земле:
«Пришёл Иоанн-Пророк, Креститель – не ест, не пьёт вина, женщин не знает, призвал иудеев к покаянию, и вы говорите: «В нём бес!» Пришёл Сын Человеческий – и ест, и пьёт, и веселится, а вы говорите: «Вот обжора и пьяница, приятель сборщиков податей, грешников и грешниц!» .Всё у Бога не по-вашему… При таких мерах не узнать вам Помазанника. Лучше уж у детей спросите о Божьем».
