Друзья! Мы продолжаем публиковать «Истории Евсея». На очереди – книга вторая. А первая книга готовится к печати (вариант с авторскими правками). Ссылка на электронный вариант первой части.
Оглавление
Глава 7
Утром проснулся поздно, голова ещё болела. Юния поменяла повязку, сделала её меньше, глубокая рана, с вмятиной в кости над правой бровью, ещё кровоточила. Вскоре рана превратится в широкий шрам, который ещё долго будет привлекать внимание ближних своим рисунком и цветом. Память на века. Даже в нынешней жизни я по привычке почёсываю лоб над правой бровью на месте древнего шрама, хотя теперешний лоб пока гладок и редко чешется…
В то утро ко мне подошёл сын священника, Аарон, опустился на колени, склонил голову.
– Достопочтенный пророк, прими покаяние за действия отца моего. Со вчерашнего дня я больше не смотрю на мир глазами моего отца… И должен искупить содеянное им. Проклятие Господа ляжет на мой род, если я не сделаю этого.
Я поднял юношу с колен:
– Почему ты так решил?
– Я увидел вчера Свет и Силу! И эта Сила была не с моим отцом. Я решил уйти от него. Хотел просить тебя взять меня с собой, чтобы я своим служением мог искупить его вину… Но сегодня ночью я видел сон, он был словно явь. Два старца или ангела явились мне. Они были так же светлы, как ты. Старец изрёк: «Искупить – это не уйти из дома, а проложить пути Господа там, где ты рождён». Он сказал просить благословения у тебя… Благослови меня, пророк, и дай Силу! Я должен делами закона Нового убедить отца в приходе Машиаха – и встретить тебя на обратном пути общиной праведной!
Я благословил юношу наложением рук. Обнял его. Слёзы текли из его глаз, а на губах была улыбка. Родственное сердце! Попросил Луку дать Аарону молитву и евангелия из нашего запаса. В предыдущем городке-общине для нас в дорогу переписали книги Благой Вести, для непредвиденных обстоятельств. Сомнений не было – эти евангелия предназначались Аарону. Ему было тогда шестнадцать лет.
Следом ко мне подошли, слегка посапывая, два брата-богатыря и бухнулись на колени. Волна этого действия слегка качнула меня. Натан сказал:
– Благослови и нас, учитель! Ты – апостол Помазанника, Машиаха, у нас нет сомнений. – Адония утвердительно кивнул. – После вчерашнего дня мы не можем тебя оставить. Мы пойдём с тобой, не откажи нам. Таких снов, как у Аарона, мы не видели. Нам здесь делать больше нечего… Только с отцом попрощаемся, на выходе из деревни.
После благословения мы обнялись, Адония подтянул к объятиям юного Аарона. Весь наш отряд вместе с хозяйкой и её детьми включился в таинство…
Отправиться в путь мы смогли только после полудня, Аарон к тому времени уже выучил молитву.
Жрец с утра терпеливо ждал на улице сына.
– Мир тебе и твоему дому, священник! – обратился я к нему. – Твой сын хотел уйти с нами, тебе было бы трудно пережить это… Он остаётся здесь, но не с тобой – с Богом. У него чистое сердце, он остаётся с той Силой, с которой мы пришли сюда. Сила веры с ним… Тебе предстоит вернуть сына делами своими. Захочешь этого – поможешь ему в становлении церкви Божьей. Но не он тебе, а ты ему! А на обратном пути, если будет на то Воля Вышняя, придём к вам.
Дом братьев стоял на другом конце селения. Они зашли попрощаться с отцом. После вчерашнего события отец братьев стал героем. В селении уже все знали, что его сыновья, не побоявшись священника, вступились за Божье, утёрли нос самому Сата́ну – не поддались на его провокации.
Отец вышел благословить нас в Божий путь, держа за руку черноволосую девочку шести-семи лет. На глазах у него были слёзы – сыновья выросли, уходили служить Яхве своим путём и, скорее всего, он их больше не увидит…
Натану было двадцать лет, Адонии – восемнадцать. В дороге они рассказали о себе. Рассказывал Натан, Адония добродушно улыбался, иногда говорил «да».
Братья были обрезанными, но их мать была фригийкой. Они считались евреями не по крови – ведь мама не еврейка, а по обряду. Обрезание крайней плоти было знаком на теле договора с Богом. Отец-иудей не определял принадлежность своих детей к евреям.
Их семейная история вызывала разные толки в селении и напряжённое отношение со стороны священника и старейшин к отцу братьев и к самим братьям.
Отец когда-то полюбил вдову-фригийку, а не девушку-иудейку (сестру священника), которая по сватовству родителей должна была стать его женой. Крепкие, мужественные, добродушные братья-богатыри родились от обоюдной любви иудея и фригийки. То, что человек этот имел смелость взять не еврейку в жёны, вместо того, чтобы иметь её любовницей, вызвало гнев жреца и завистливые бредни в не таком уж большом селении. Фригийка была очень красива…
Шесть лет назад её не стало – умерла при родах, оставив в живых красивую девочку, похожую на неё. Девочку вырастили и воспитали братья и отец. Отец не торопился жениться вновь, хотя дети подталкивали его к такому шагу – справляться одним с хозяйством было нелегко. А родитель отвечал: «Скоро дочь вырастит и хозяйкой будет, пока замуж не выйдет. А дальше посмотрим, если доживу».
До ближайшего села было два дня и две ночи пути. Ночи уже стояли холодные, приходилось поддерживать огонь, дежуря по очереди у костра. Следовало подумать, где пережить зиму. В моей памяти часто всплывало видение проницательного и таинственного незнакомца, что посоветовал скрытую в горах общину и указал путь туда. Один раз я к его совету не прислушался, хотя, наверное, можно было бы – но тогда мы бы не узнали Аарона и с нами не было бы Натана и Адонии… Но община, где мы будем полезны – это не предостережение, а совет. Видимо, туда и повернём после следующей деревни. А дальше видно будет – вполне вероятно, что там и перезимуем…
И ещё в памяти крутились мгновения последнего сражения с бесами. Я же видел там Деда! И вряд ли ошибался в этом. Разве такое возможно – не отличить Деда?! Но если это был Дед, то каким образом он мог рядом со мной появиться, ведь он должен быть в мире Отца? Этот вопрос расшатывал мой уже устоявшийся взгляд на уход из тела. Может, это была прелесть и меня проверял Сатан? А для чего это ему? Показать мне Деда, чтобы что? Ещё и бес говорил, что я был не один в Силе Вышней, когда его изгонял. Может, он имел ввиду моих друзей? Или вводил меня в заблуждение? Шутник! А зачем?! Я пока не находил ответа на этот вопрос, лишь крутил его в голове раз за разом, поэтому решил его отложить – придёт время, и ответ появится…
Мы вошли в эллинскую деревню. Здесь не было иудейской диаспоры, лишь несколько семей иудеев. Это известие, после последних горячих событий, сняло появившееся внутри напряжение. И нас можно было понять – несение Вести о Сыне Божьем среди язычников, каковым я являлся по рождению, заметно (по следам на лице) отличалось от несения Вести о приходе Машиаха среди богоизбранного народа, который ревностно хранил веру свою, имея на то основания – 613 заповедей, данных тогда ещё малочисленному народу напрямую Всевышним через Моисея, хотя в Писаной Торе (Пятикнижие) впрямую нигде не названы признаки прихода Машиаха.
И можно понять результативность в несении Вести среди язычников апостола Павла, грамотного иудея, выпускника иудейской школы пророков, и трудности апостолов Петра и Иоанна, бывших ещё недавно рыбаками, в распространении Вести среди иудеев, где было очень непросто возвестить о приходе ожидаемого всеми Машиаха и не остаться при этом побитыми.
Дед рассказывал, что когда он был помоложе, ему, бывало, приходилось убегать от иудеев, особенно если среди них были фарисеи или учителя закона…
Для друзей из нынешнего воплощения надо, наверное, пояснить, что скрывается за этими часто встречающимися определениями.
Фарисеи – это своего рода революционеры далёкого времени в религии еврейского народа, которую поже назвали «иудаизмом». Они исходили из духа Закона, стремились соблюдать не только Писаную Тору (законы Моисея, Пятикнижие), но и Устную Тору – передаваемые устно предания со времён Моисея, всё то, чему Всевышний обучил Моисея, но что не было записано. Фарисеи верили в бессмертие души, в воскрешение из мёртвых, некоторые из них находили в Устной Торе подтверждения предсуществования души.
В I веке фарисеи были не очень многочисленны, но пользовались уважением народа. Они, подобно священникам, были сторонниками соблюдения ритуальной чистоты – чтобы все иудеи были как священники. Здесь крылся перебор в требованиях к соблюдению обрядовых сторон веры. Учителя закона чаще были из фарисеев, они глубоко изучали законы Моисея (Писаную и Устную Тору) и занимались их толкованием.
А вот саддукеи, жрецы Храма, были очень консервативной религиозной партией из высшего священства и влиятельных старейшин, богатых, уважаемых евреев, входящих в высший орган религиозной власти – иерусалимский Совет (Синедрион). Саддукеи были хранителями буквы Закона, враждовали с фарисеями, не признавали Устную Тору, воскрешение мёртвых, ангелов, бессмертие души. Они старались приспосабливаться к сильной имперской власти, как и всякая правящая религия в истории. К примеру, высшие жрецы позволили еврейским мальчикам и юношам нарушать запрет на наготу – им было разрешено раздеваться на уроках гимнастики в греческих школах. То есть высшие жрецы позволили нарушать устный закон Моисея, но никто их не приговорил к побитию камнями, так как они сами были частью этой судебной инстанции – Синедриона…
А синагога – это просто собрание верующих или отдельный молитвенный дом в диаспоре.
В той деревне, в которую мы вошли, не было молитвенного дома иудеев (иудеев в деревне было совсем немного), а значит, не было ни саддукеев, ни фарисеев.
Во время вечерней встречи с селянами я рассказал историю из записей Деда, в которой можно было увидеть и отношение Учителя к женщине, нехарактерное для тех лет не только для Израильского царства, уже вновь разрушенного и распроданного в рабство, но и для всего греко-римского мира, по которому мы шли с Вестью о Помазаннике.
История такова… Однажды фарисеи и учителя закона привели к Учителю женщину, когда Он учил в храме.
– Наставник, – обратился кто-то из законников. – Она изменяла мужу, её застали за этим. Моисей в законе велит нам бить таких женщин камнями. Что скажешь ты?
– А кто из вас, уважаемые, может засвидетельствовать измену? – спросил Рабби и начал что-то рисовать или писать рукой на земле.
– Нам об этом сказал её муж.
– А кроме мужа были свидетели? – уточнил Учитель, продолжая что-то писать не спеша.
– Мы этого не знаем. Нам сказал её муж.
– А её вы спросили?
– Да. Она всё отрицает.
– Как же вы хотите судить её, не зная правды? Ведь кто-то из них двоих лжёт. А если муж? Как тогда осудить безвинную?
Возникла пауза. Учитель продолжал писать на земле и разглядывать уже написанное.
– А если муж сказал правду, а мы были свидетелями измены? – спросил законник.
Пауза затянулась.
– Ты ответишь нам? – напомнил о себе законник.
Учитель, закончив писать, поднял на них глаза:
– Тогда тот из вас, кто никогда не грешил, пусть первым бросит в неё камень.
Вопросы закончились. Фарисеи посмотрели по сторонам, не нашли поддержки и ушли. Женщина подошла к Учителю. Он улыбнулся ей:
– Если они сказали правду, больше не делай этого. Если не любишь мужа и не можешь жить с ним, скажи ему об этом. Но не обманывай его.
А на земле было написано: «Не суди никого – и тебя не осудят».
Встреча завершилась. Подошла девушка. Звали её Асана. Из глаз её бесшумно текли слёзы:
– Пророк, забери меня отсюда. Я больше не могу жить здесь. Хочу быть чистой, иметь мужа и детей… Здесь это невозможно. Я хорошая женщина. Буду служить тебе и твоим друзьям… У вас уже есть женщина. Может быть, и вторая не помешает?
Недавно Асана должна была составить семью с парнем, которого успела полюбить. Их свели отцы, бывшие приятелями. Было назначено время свадьбы, Асана ответила на ласки любимого и была близка с ним.
Всё шло к свадьбе, пока её жених вдруг не задумал взять в жёны дочь зажиточного селянина, обещавшего ему приданое, дом и большое стадо баранов. Для того, чтобы задуманное произошло, жених должен был как-то оправдать свой отказ от ранее намеченного союза. И он объявил, что его невеста нечиста – не девственна. Мужчине поверили, разбирать событие было некому, совета в деревне не было…
И теперь отец Асаны бьёт и оскорбляет её, особенно когда выпьет, а пьёт он часто. Селяне шепчутся за спиной девушки, и мало кто решается с ней общаться…
Я выслушал эту грустную историю.
– На всё Воля Господа. Идём дальше вместе, к счастью!
Так в нашем отряде появилась Асана. Ей было восемнадцать лет.
Наши мужчины впятером поздним вечером заглянули вместе с Асаной к её отцу. И сообщили ему, что Асана навсегда уходит из дома, они берут за неё ответственность и искать её не надо. Отец молча кивнул – сразу согласился. Асана нашла в себе силы обнять его на прощанье и поблагодарить. Он заплакал, был пьян…
Глава 8
Шесть или семь дней пути (шли мы долго) до искомой общины были днями сплочения и более близкого знакомства друг с другом внутри нашей общины.
Было видно любому из нас, что Назир и Юния вряд ли уже когда-нибудь расстанутся, дорога превращала их в семью. А наша мужская дружба перерастала в братство родных людей, где лучшее предлагалось ближнему.
Натан и Адония привнесли в дружелюбный отряд самоотвержение во имя ближних. Они отдавали другим свою еду, когда её не хватало, оставаясь при этом не голодными и в хорошем настроении. Хотя по существующим пониманиям для поддержания их больших размеров требовались большие объёмы пищи. Они дежурили по ночам у костра, устанавливая очерёдность между собой, им хватало короткого сна. Братья привнесли и звенящую физическую силу – она текла из них на общее благо и будто не кончалась.
Лука заметно окреп рядом с братьями, даже осмеливался на привалах бороться с Адонией. Адония терпеливо обучал Луку борьбе и захватам. Братьев в детстве научил бороться отец, которому передал приёмы греческой борьбы его друг-эллин.
Асана быстро сдружилась с Юнией. Она была доброй, покладистой и при этом, как ни странно, красивой: чёрные вьющиеся волосы, чёрные, глубокие с поволокой глаза, широко расставленные, белая кожа, женственная фигура – тонкая кость с заметными бёдрами. Я не знал, какой она национальности – скорее всего, в ней текла кровь не одного народа.
Алан терял разговорчивость в присутствии Асаны – она оказывала на него магическое воздействие. Он был влюблён и, наверное, бесповоротно. С этой любовью, благодаря ей, будут разрушены ещё неразрушенные установки Алана, связанные с отношением к женщине. Он полагал, что составить семью он может только с девственницей, не осквернённой нечистым мужчиной, тем более другой веры или вообще без неё. Асана же ещё только приходила в себя после бурных событий своей жизни, принесших ей очень сильные переживания, и не отдавала никому из мужчин предпочтения, относилась к Алану как ко всем остальным – с доброй заботой и равным вниманием. Разве что мне перепадало чуть больше благодарного внимания – как апостолу и тому, кто вызволил её оттуда, где она больше не могла находиться. Такое положение дел волновало Алана. В общем, он влюбился по-настоящему…
В последний вечер недельного пути мы вышли на пересечение трёх дорог, уводящих на север и восток, в горы. Наша дорога была левая. Мы решили идти, хотя я помнил предостережение незнакомца не путешествовать в темноте.
Шли нетрудным подъёмом. Быстро смеркалось. Тропа стала хуже видна, иногда терялась в зарослях. Появлялись более мелкие тропы, пересекающие основную тропу или ответвляющиеся от неё.
Наконец пришла ночь и дорога стала непонятна. Звёзды появились, луне ещё только предстояло расти. Остановились на молитву… Посовещались, решили заночевать. Натан и Адония, конечно, вызвались дежурить. Вдруг настораживающе захрустел ночной лес. Асана резко вздрогнула. На маленькой опушке стояло что-то белое и немаленькое. Глаза блеснули в темноте двумя огнями. Это была огромная кошка цвета отсутствующей на небе луны. Наверное, рысь – пантеры здесь не должны были водиться…
И тут я заметил рядом с рысью Хозяина. Он был коренастый, широкий, одет в шкуры, с огромной бородой, на поясе – короткий меч. Одна рука Хозяина лежала на голове большой кошки, другая была поднята открытой ладонью в нашу сторону – он приветствовал нас. Я поднял руку, приветствуя его в ответ и показывая, что вижу его. Этим жестом я успокоил и наш отряд.
– Всё хорошо, – сказал я вслух. – С нами Хозяин.
Хозяин поклонился лёгким кивком и юркнул в ночную чащу. Зверь спокойно подошёл ко мне и боднул головой в колено, приглашая идти за ним.
Через час впереди посветлело, лес поредел, звёздное небо уже не было плотно затянуто кронами деревьев.
– Шалом, – долетело приветствие.
– Шалом, – настороженно ответил я, ориентируясь по звуку, в сторону плотного куста.
К нам приблизились два человека. Я увидел их, прикоснулся чувством – напряжение сразу ушло.
– Мир путям вашим, апостол. Ждём вас несколько дней. Вас стало больше. Весть пришла, что к вам присоединился третий – беглый перс… А вас уже целый отряд!
Ночь провели в шатре из тёмных шкур. Шатёр имел прямоугольную крышу, посередине очаг. Было тепло и уютно. Заснули все, доверившись происходящему, да и устали сильно…
Утро было солнечным, спали дольше обычного. Открыв полог шатра, мы увидели поселение. Наше жильё находилось на небольшой возвышенности. В уютной долине со светлой рекой и искусственной заводью расположилось от сорока до пятидесяти строений: большей частью это были прямоугольные шатры из тёмной кожи, меньшей – дома из известняка. Из жилищ ровно вверх шёл почти прозрачный дым, очаги топились давно. На большой поляне собирались люди, их было уже много. Ожидали встречи с нами.
Те же двое мужчин принесли нам поесть. Мы обратили внимание, что мяса не было, только рыба. Нам предложили разогреть разбавленное водой вино с травами и диким мёдом: начиналась зима, утро было прохладным. Мы согласились, хотя тут начало зимы – это девять-десять градусов тепла с утра, пока воздух ещё не прогрело солнце…
На поляне находилось около двухсот человек, вместе с детьми разного возраста. Когда мы подошли к поляне, нас приветствовали поклонами, одобрительными возгласами, улыбками, дети смело облепили нас со всех сторон.
Взрослый седовласый мужчина, возрастом за пятьдесят лет, поднятием руки установил тишину. Это был член совета старейшин.
Каждый из нас, путников, представился сам – коротко поведал о себе. Старейшина сказал, что в общине ждали нас, Христова апостола, посланного в эти земли достопочтенным и глубокоуважаемым Иоанном, и его друзей. И предложил нам провести зиму в общине. Я ответил:
– Мы с благодарностью принимаем предложение и хотим быть полезными вам.
Старейшина представил общину, рассказал о ней. Это была иудейская христианская община – община иудеев, принявшая Рабби Помазанником Божьим (Машиахом). Основатели общины пришли в эти места более тридцати лет назад, после того как римские войска разрушили Иерусалим и главную Святыню иудеев – Иерусалимский Храм. Среди основателей были и бывшие члены иерусалимской общины учеников Христа (Иакова Праведника, Петра, Иоанна), и иерусалимские ессеи, поверившие в приход Машиаха. Среди них – и друг Иакова Праведника, учитель закона, рабби Захария. Захария жил и здравствовал до сих пор, возраст мудреца приближался к ста годам, и он был старшим в совете старейшин.
Имущество у них было общим, жизнь строилась по примеру иерусалимской общины. Были сохранены общие трапезы, причастия, исповедания друг пред другом на собраниях. Семьи, составляющие общину, имели личные хозяйства. Вдовы, вдовцы, одинокие женщины жили в природных семьях. Одежда здесь приветствовалась светлых тонов, какой бы работой ты ни занимался. Здесь было повышенное внимание к внутренней и внешней чистоте. Обязательной молитве (три раза в день) предшествовало омовение, чаще всего в реке. А перед омовением было обязательное внутреннее, индивидуальное покаяние, то есть человек вступал в живую воду, принимал омовение, уже как бы чистый внутренне.
Но община была закрытым образованием. Случайный человек не мог сюда попасть. Люди приглашались по рекомендации живущих вне общины (в близких и далёких селениях) друзей-христиан. И даже после такой рекомендации надо было прожить в общине до полугода испытательного срока, чтобы стать полноправным её членом.
Юноша, выросший в общине, оставался в ней при двух условиях: если сам имел желание остаться и если собрание мужчин доверяло ему пребывание в общине. Девушка оставалась в общине при собственном желании и согласии родителей.
Мясо в пищу здесь не употреблялось, это правило существовало с основания общины. Рыбу ели с удовольствием, река давала её достаточно.
Разумеется, община имела жизненно необходимые мастерские. И здесь, конечно, к нашей с Лукой радости, была кузня.
Мальчиков при рождении здесь обрезали…
Первое общение в общине получилось долгим. После слов старейшины я рассказал, что храню рукопись Вести Иоанна, которую должен дописать прежде чем отправлю её в мир. И что записи Иоанна будут доступны для прочтения, пока мы будем находиться в общине: они будут находиться в молитвенном доме, где можно устраивать общие чтения.
Я попробовал, насколько возможно коротко, пересказать записи Иоанна. Но до обеда мне не удалось поведать и половины задуманного. Из незаписанного Дедом рассказал его вариант известной евангельской истории:
Подошли как-то к Рабби молодые люди, ученики законника (учителя Закона). Поклонились Ему, восславили, как должно.
Один из них начал:
– Рабби! Знаем, что пришёл ты в Силе Божьей и бесы бегут от Силы Твоей…
– Та-ак, – улыбнулся Учитель, – и чем могу помочь? Из кого беса изгнать?
– Мы сегодня не за этим, Учитель. Помоги разобраться, позволительно ли платить цезарю подать? Как Ты думаешь?
– Это не ко Мне, – продолжал улыбаться юношам Рабби.
– А нам сказали, что Ты все ответы знаешь.
– Это они пошутили. Все ответы только у Господа, – сказал Он и следом спросил: – У кого есть динарий?
Кто-то из юношей достал монету, протянул Учителю.
– Попробуйте-ка сами догадаться… – улыбнулся Он. – Давайте вместе. Кто на монете изображён?
– Цезарь, – ответили Ему.
– Верно. Если там изображён цезарь, а не кто-то ещё, то чья это монета?
– Цезаря, – ответили Ему юноши, улыбаясь.
– Вот цезарю цезарево и отдайте, – сказал Учитель. Потом похвалил их за сообразительность и продолжил: – А Отец где находится?
Они показали глазами на небо.
– А вот Ему отдайте то, что Ему принадлежит, – сказал Рабби, прижав ладонь к своему сердцу…
Один из тех юношей, учеников законника, стал в тот день учеником Помазанника. И ходил следом за Учителем по дорогам Израиля всё то время, что осталось Рабби пребывать на Земле…
Ближе к обеду старейшины всё же решили прервать встречу. Сказали, что следующая встреча будет через два дня в вечернее время, а путникам сейчас нужен отдых. Старейшины напомнили нам, что с радостью принимают нас на зимние месяцы, что правила общины не подлежат изменению, а значит, нам предстоит испытательный срок, правда, укороченный, продолжительностью в месяц, и только тогда мы сможем стать полноправными членами общины.
Нашим женщинам, Юнии и Асане, было предоставлено жильё в полных семьях, так как они пока были не замужем. А нам, мужчинам, отвели тот же шатёр, в котором нас приняли, и он стал нашим домом почти на три месяца.
Нам с Лукой нашлось рабочее место в кузне, и к нам прикрепили ученика, двенадцатилетнего подростка. Назир, имеющий разные навыки, и легко всё схватывающий Алан стали плотничать. Натан и Адония поступили в распоряжение совета для работ, требующих физической силы, чаще всего строительных.
Это была удивительная община, хранившая дух иерусалимской общины прямых учеников Христа. Верующие жили просто, дружно, в постоянной взаимовыручке, в стремлении отдать лучшее ближним. Они были верны Духу Рабби, сказавшему: «Блаженны нищие». С презрением относились к приобретению благ, стремлению к благам мира. Они понимали, что «познавший мир нашёл труп, а Царствие Небесное наследуют нищие».
Здесь любили и знали наизусть отрывок из арамейского, ныне не существующего, евангелия, послужившего основой греческого варианта евангелия Матфея. Приведу один из любимых в общине доканонических текстов.
«Другой из двух богачей сказал:
– Учитель, что доброго мне совершить, чтобы обрести жизнь вечную?
Он сказал ему:
– Человек, исполняй Закон и пророков.
Ответил Ему:
– Исполняю.
Тогда сказал ему:
– Пойди и продай всё, что имеешь, и раздай нищим, и тогда приходи и следуй за Мной.
Но богач стал скрести себе голову, слова эти не понравились ему. И Господь сказал:
– Как можешь ты говорить, что исполнил Закон? Ибо написано в Законе: «люби ближнего, как самого себя». И смотри, много братьев твоих, сыновей Авраамовых, запачканы грязью и умирают с голоду, твой же дом полон добра, и ничего из этого не переходит к ним!
И Он повернулся к Симону (Петру), ученику своему, который сидел рядом с Ним, и сказал:
– Симон, сын Ионы, легче верблюду войти в игольное ушко, чем богатому в Царство Небесное.»
В общем, в этой общине не скребли голову в раздумье, делиться ли богатством с ближними, здесь просто не хотели это богатство иметь, а появляющимися благами торопились делиться, отдавая лучшее, ибо знали, что нищие наследуют Царство, а богатому туда никак не войти – для этого ему просто надо стать бедным.
Возможно, кто-то из нынешнего воплощения скажет, что та община «бедных» не имела испытаний изобилием и возможностями для удовлетворения всё возрастающих жизненно важных желаний – пожили бы, мол, те нищие в наше время!
У каждой эпохи свои испытания. А люди того времени, скажу вам, воплощены ныне, и я знаком с ними. И школа той общины видна в них. А такому вопрошающему, ещё и предлагающему попробовать прожить воплощение в попытках удовлетворить изобилие современных желаний, человек из той общины «нищих» ответил бы просто: «Отойди от меня, Сатана».